Визариум. Проникновение миров

– Хочу понять, насколько люди могут быть слепы в отношениях с друзьями.

Алёна возмущённо вскинула голову:

– Я вам что, кролик подопытный?

– Нет-нет, дело добровольное. Ты можешь не отвечать и вообще уйти.

Алёна осталась.

– Даша была бесплодна. Как-то мы напились, и она в сердцах ляпнула, что никчёмна. Ни великой картины, ни космической любви, ни даже ребёнка родить… Я тогда сказала, что она дура и всё ещё будет.

Алёна посмотрела на художницу, с головой погружённую в работу, и продолжила:

– Хотя бы великая картина, если нет ни любимого, ни ребёнка… Правда, это было до Индии.

– А что случилось в Индии?

– Роман сумасшедший у неё случился. С тамошним знаменитым художником. Женатым. Она мне толком ничего не рассказала. Рыдала долго.

– А он?

– У него дети и жена из очень уважаемой семьи, традиции, общественное мнение и всё такое. Он мог уехать с ней куда-нибудь. Например, в Касабланку. Или Флоренцию. Но сделал другой выбор. Предпочёл страдать на расстоянии и вдохновляться своими переживаниями. Кстати, несколько его новых чувственных картин продались очень хорошо, и он обещал Даше с гонорара пригласить её на свидание на необитаемый остров где-то там, в Индийском океане.

– Подругу твою это, понятно, не устраивало?

– Устраивало. Она ведь уже решила, что счастливой не будет. А так хоть романтический секс с любимым, и не где-то, а на Мальдивах. Вот и жила бы от свидания к свиданию, пока не надоест. И муж демократичный не помеха.

– Но что-то пошло не так?

– Он умер.

– Муж?

– Индус. Автокатастрофа.

– И поэтому ты решила, что Даша тоже покончила с собой?

– Это же очевидно! Следователь какой-то увалень, мычал про случайности и отсутствие мотивов, а о записке даже не задумывался долго.

– Может, не такой уж и увалень, просто ты нагнетаешь? Что было в записке?

Алёна подозрительно прищурилась:

– Почему мне кажется, что вы знаете текст не хуже меня?

– Это сейчас не главное. Главное, чтобы ты поняла – никакого самоубийства не было!

– Да как же не было? – Алёна всплеснула руками. – Молодая здоровая женщина выпивает полбутылки вина, пишет прощальную записку и случайно, вот совершенно случайно выпадает с семнадцатого…

– Что она написала? Прочитай мне, ты ведь наизусть выучила? – перебила цыганка тоном строгой учительницы по литературе.

Алёна замерла с открытым ртом на мгновение и продолжила дрогнувшим голосом:

– Почему так безрадостно трудно нам жить,
Когда некого больше до гроба любить?
Что осталось, когда ничего не осталось?
Как не жить, не любить, не творить, не забыть…

Цыганка поморщилась:

– Так себе подражание Хайяму. Она не поэт.

– А мне нравится! – запальчиво парировала Алёна.

– Да пожалуйста, на вкус и цвет. Дело не в художественной ценности, а в смысле. Автор этих строк не собирался умирать. Написано это было, кстати, в блокноте. И оставлено не на видном месте, а просто на рабочем столе, сразу и не найти. Так?

– Но она выбросилась!

– Упала. Случайно. Потянулась за чем-то, а она была не трезва, помним об этом. Так вот, потянулась и не удержалась.

– Господи, да вы о чём?! За чем можно потянуться на семнадцатом этаже, да так, чтобы вывалиться?

– Например, за птицей.

Алёна глотала воздух, как рыба без воды и моргала.

Цыганка улыбнулась покровительственно и похлопала её по руке:

– Меня радует твоя жизненная позиция. Ты боец. Хочу рассказать тебе кое-что, а потом вернёмся к Даше, её смерти, стихам и птице. Закрой глаза. Закрой-закрой!

Алёна послушно смежила веки. Низкий гипнотизирующий голос, казалось, звучал сразу в голове, минуя уши:

– Эта история бесконечна. Я расскажу всего несколько глав, но суть тебе станет ясна. Обязательно станет…

Амалия

«Закрой рот, кошки не разговаривают!»

Стерильная белизна без теней и объёмов, безукоризненная чистота и пустота комнаты не давали Амалии ни малейшего понятия, что произошло. И платье. Длинное, из тончайшего кашемира и такое белое, что сливается с полом. Белоснежное ничто нигде. Только звук ударов собственного сердца и прерывистого дыхания. Амалия подняла голову, но наверху было так же бело, ясно и бесконечно. Она с негодованием фыркнула:

– Ну и что всё это значит? Эй! Есть кто разумный?

Тягучий вальяжный голос, то ли детский, то ли женский, возник из-за спины, растягивая слова:

– Я бы даже хотела, чтоб этих разумных стало поменьше…

Сладко потягиваясь, перед Амалией возникла огромная пушистая кошка, такая же возмутительно белая и чистая, как всё вокруг.

– Ты… кто?

– А что тебе подсказывает зрение? – Кошка прищурила ядовито-изумрудные глаза.

– Говорящая кошка. У меня бред.

– М-р-р-р… Никогда к этому не привыкну.

– К чему?

Кошка облизала лапу. Язык её был почему-то тёмным, как свежая говяжья печень:

– К тому, что все видят меня по-разному.

– А как ты на самом деле выглядишь? И вообще, что всё это… Стоп. Ты хочешь сказать, я… – Амалия застыла, поперхнувшись недоконченной фразой.