Визариум. Проникновение миров

Юрка посмотрел на контейнер и вздохнул – воды в нём, что ли, с собой взять? Он был довольно вместительный, литра на полтора. Надо было куда-то идти, а Юрка уже знал, что здешние жители не любят, когда чумазые босоногие подростки заходят на двор с какими-то просьбами. Могут и зверя спустить – Юрка не знал, как называются твари, охраняющие эти дворы попарно, похожи на козлов, только морды широкие, как у бегемотов, и передние резцы оранжевые. Могут и прогнать с гиканьем до известного им места, где человек, не знающий о повороте тропинки, неминуемо должен сорваться вниз и, тщетно хватаясь за ветки, долететь до дна оврага. И из-за чего, спрашивается, из-за лепёшки несчастной, выставленной на подоконник, чтобы остудить?

Понятия не имея, как жить дальше, Юрка выбрался из оврага и вышел на большую дорогу. Там он сел на камень и стал изучать прохожих и проезжих. Его интересовали ровесники – чем они занимаются в этом мире? Он одинаково был готов примкнуть и к шайке воришек, и к процессии монахов-паломников с морскими раковинами, привязанными к тульям широкополых шляп. Юрка искал тех, кто будет его кормить.

Несколько часов прошли впустую. Он видел странствующего кузнеца с учениками и подмастерьями, но низкорослый мальчик в кожаном фартуке объяснил ему, что кузнец берёт на обучение только родственников. Он видел коровьего пастуха с подпасками, но подпаски только посмеялись над городским дурачком: это ремесло изучают с пяти лет, сперва дети пасут гусей и овец, изучают нравы стада, и только к восемнадцати-девятнадцати пастух получает бич и право самостоятельно пасти коров. Мимо ехал меняла, и Юрка подумал было, что ему пригодится человек, умеющий считать в уме. Но меняле мало было таблицы умножения, он попросил Юрку перевести сорок два золотых дублона старой чеканки в серебряные альбертовы талеры по курсу, принятому в Тарбе-Южном. Тем эта затея и кончилась.

Последний сухарь был сгрызен. Попытка продать кости чуть не кончилась побоями – Юрку схватили за шиворот и стали выяснять, где он эти кости украл. Он вырвался, кинулся прямо через поле; перескакивая борозды, выбежал к пруду; за ним не гнались, и он встал, чтобы перевести дух.

Есть хотелось просто страшно. Напротив, на другом берегу пруда, лежали в грязи свиньи. Юрка подумал, что их ведь наверняка кормят какими-то человеческими объедками, и надо бы подкрасться к свинарнику. Он пошёл по тропинке, огибавшей пруд, и набрёл на дерево. Ветки были сплошь в мелких зелёных яблочках. Юрка обрадовался, сорвал одно покрупнее, дважды куснул, стал жевать – и тут его вывернуло наизнанку. Яблочко оказалось неимоверно горьким.

Юрка сидел под деревом и плакал. Проклятое яблочко было последней каплей – он понял наконец, что жить осталось недолго и смерть будет мучительной. Он плакал обо всём сразу, а потом вдруг принял решение: уйти самому. Повеситься – это быстро и не больно, а помирать от голода – долго и страшно.

Вспомнился герой с перерезанным горлом. Юрка вдруг дико ему позавидовал – герой погиб, не приложив для этого никаких усилий. Ему не пришлось принимать решение и собираться с мужеством…

Выдернув шнур из мешочка с костями, Юрка прикинул – должно хватить. Подёргал – шнур был удивительно прочным. И стал высматривать подходящую ветку.

Вдруг ему показалось, что зарезанный герой стоит у него за спиной и даже подталкивает сзади – ну, давай, торопись, ещё немного – и встретимся. Мало было Юрке прежних страхов – прибавился и этот. Встречаться с героем он совершенно не желал.

– Пошёл отсюда, долбень, – тихо сказал Юрка, надеясь, что живой голос прогонит мёртвую тень.

Герой не ответил – да ему и говорить-то нечем, горло перерезано. Как же теперь быть? Здесь жить невозможно, там – он встретит…

Тут к пруду подошёл человек и опустился на корточки. Юрка не видел, что он там делает, и даже присматриваться не стал бы, если бы не детский вопль.

– Не надо! Не надо! – кричал, спеша к пруду мальчишка лет семи, не больше. Он споткнулся, упал, вскочил и, прихрамывая, побежал к мужчине. Тот выпрямился и встал так, что Юрка невольно увидел – у него на руках довольно крупный щенок, к шее которого привязан камень.

Мужчина был очень недоволен, когда мальчишка подбежал и стал хватать его за руки.

Юрка понял, что щенок натворил по щенячьей своей жизнерадостной глупости каких-то страшных дел.

Если бы в пруду собирались утопить человека, Юрка, скорее всего, просто отвернулся бы – своего горя, что ли, мало? Да и не спасти ему человека – вон какой здоровенный дядька вздумал заняться смертоубийством. Но щенка стало жаль до слёз. Ну, в чём он может быть виноват?

– Я маме скажу, всё скажу! – кричал мальчишка.

– Иди к маме, рассказывай, – позволил мужчина.

Ребёнок заметался. Он понимал: пока будешь бегать за мамой, щенка утопят. А если остаться тут, всё равно ничем бедолаге не поможешь. Остаётся одно – кричать и звать, авось кто и отзовётся.