Визариум. Проникновение миров

– Учитель, вы просто не знаете игроков. Он слышал, но не понял, потому что у него в ушах золото звенело, – вмешался Ариэль.

– Может, и так. Ты бы спросил прямо – мы бы тебе, дураку, и объяснили, что такое герой. Думаешь, за что им, героям, все эти штуки полагаются – крылья, способности всякие, сквозь стенку проходить или там водой дышать? Ты десятину видел, которую они мне присылают, – а куда остальная часть добычи девается, подумал? Герой придумывается, мастерится и отправляется в мир, где он необходим. Туда, где нужно испуганных и в угол загнанных собрать и в бой повести. Туда, где слабых обижают. Туда, где сатанинская сила власть взяла. Вот для того им и крылья, для того и интуиция. Тот, кого ты в речку спустил, должен был к королевскому двору пробиться и с королем-убийцей на жизнь обречённых узников в карты сыграть. Вот так они мной закляты! Они миру – добро, мне – моя скромная десятина, которую я, поверь, потом и кровью заслужил! А не будут творить добро – и способностям их грош цена! Ты же, дурак неописуемый, хотел пуд золота выиграть – и ничего больше! Теперь – понял?

– Не надо, учитель, – уже всерьёз забеспокоился Ариэль, потому что Просперо, задав последний вопрос, взялся за сердце. – А ты пойми наконец: для тебя важнее всего игра и выигрыш, они для тебя главные цели, а для него и игра, и выигрыш – только средство, его душа от них свободна! И потому он – герой, а ты…

– Мелкий кусок дерьма, – совсем по-простому подытожил Просперо. – Я понял, Ариэль, с ним нужно именно так, а ты – цель, средство… Как будто он такие слова знает… В общем, хватит. Завершаем связь. Прощай.

– Стойте, стойте! – закричал Юрка. – А как же я?

– Как знаешь. Если сумеешь обойтись без игры – будешь как-нибудь жить в этом мире. Начнёшь играть – тут тебя и забьют ногами окончательно. Потому что удачи тебе не видать! Это тебе не автоматы, – объяснил Ариэль, косясь на Просперо.

Он не ожидал от старика такой пылкой речи о добре и благородстве. Последние несколько лет он был свято убеждён, что стариком движут два интереса – десятина и любопытство. Так Просперо мог бы заговорить давным-давно, случайно оживив своего самого первого героя. Надо же – проснулось… и дышит старик как-то подозрительно.

– Я назад хочу!

– Назад уже не получится.

– Мне тут жрать нечего! Какие-то сухари прислали, яблоки, разве это еда? У меня штаны отняли, сапоги, плащ…

– Проиграл, – поправил Ариэль. – Ты что, думаешь, мы тебя кормить будем? Живи, как сможешь.

– Да постойте же! – видя, что Просперо и Ариэль превращаются в силуэты, заголосил Юрка. – Давайте я вам покажу, где я его в речку спустил!

– А мы тебе за это – бутерброд с колбасой? Нет, натурщик, героя мы и без тебя найдём. Подумаем над ним, поколдуем, оживим, ошибки свои исправим – так ведь, учитель? – поспешно спросил Ариэль.

– Так, – всё ещё держась за сердце, отвечал мастер. – И он тут ещё повоюет.

– Вы не имеете права, – в отчаянии прошептал Юрка.

– Вот интересно! А ты имел право зарезать моего лучшего героя?!

– Учитель, учитель! – закричал, подхватывая Просперо, Ариэль. И осталось от обоих только серебряное свечение по контурам силуэтов, чёрных на чёрном. Да и то скоро растаяло.

* * *

Юрка просидел в овраге довольно долго.

Всё это время он верил, что рано или поздно его отыщут и извлекут из этого негостеприимного мира – хотя бы ради наказания. Наказание ему представлялось необременительным – ну, запрут где-нибудь, как заперли дед с бабкой, ну, лишат каких-то удовольствий, но ведь будут кормить! В последнее время все мысли были о еде.

Осознавать, что тебя бросили, бросили навсегда, и помощи уже ждать неоткуда, – очень неприятно. Поэтому он изругал Просперо и Ариэля последними словами. А потом устроил смотр своего имущества.

Мало что осталось от экипировки героя. Рубаха, короткие портки, пустой мешок, и тот – разорванный по шву. Ни оружия, ни денег, ни еды – вообще ничего. Даже не на что сыграть… хотя они ведь предупредили, что игра выйдет боком… И, кажется, не врали.

Ещё ему удалось сохранить игральные кости. Кожаный стаканчик был в суконном мешочке, мешочек стягивался длинным шнуром, и это совершенно ненужное сокровище висело у Юрки на шее.

Ещё у него был контейнер, в котором прислали еду, а там – последний сухарик. Вспомнилась бабка, которой совесть не позволяла выбрасывать такие пластиковые коробочки, она их мыла, сушила и всё собиралась на что-то употребить, пока не набиралась целая пирамида в углу кухонного стола. Сейчас бы туда, на кухню, и пельменей навернуть, – подумал Юрка. Бабка любила кормить его пельменями, всё подбавляла и подбавляла из большой кастрюли, обильно поливая жирной сметаной.

Напрасно он это вспомнил. Слёзы полились сами, и он долго не мог успокоиться. Бабка с дедом, должно быть, его уже похоронили. Сколько дней прошло после побега? Сосчитать оказалось невозможно, однако не меньше месяца. Да что месяц?! Все полтора. А если по ощущениям – не меньше года. Когда постоянно что-то болит и ноет, время меняет скорость течения – а болело у Юрки многое, поскольку его за полтора месяца неоднократно били.