Он зашуршал бумагами, стал что-то писать – Толя слышал, как ручка быстро елозит по бумаге на поверхности стола.
– На, распишись, – сказал Архип минут через пять. – Это за операцию, а это за агрегат. Лезвия вон там, в пенале.
Через минуту дверь распахнулась, вышел Скворцов, посасывая палец. За ним вышел и Архип, посмотрел на Толю. С интересом посмотрел, но как-то… Не читалось во взгляде особого воодушевления.
Снова ехали через пустынный, почти без машин, город. Скворцов молчал. Молчал и Толя. Смотрел на редких прохожих. Думал: «Живут себе люди и не знают, что вокруг творится… Когда-то и я таким был – жил и не знал ничего. Только догадывался… Или и не догадывался, это теперь так кажется, что догадывался?»
Поехали по объездной дороге, свернули на грунтовку, долго тряслись на ухабах вдоль железнодорожных путей. Наконец добрались: когда начались дворы, Скворцов затормозил у двухэтажного дома с высоким забором. Из калитки вышел мужчина, стиляга какой-то – длинноволосый, с серьгой в ухе.
– Привет, Скворец!
Они обнялись. Стиляга взглянул на Толю, протянул руку. Крепкая у него оказалась рука.
Прошли во двор, в дом заходить не стали. Скворцов вручил товарищу бумагу, Толя заметил написанные мелким почерком несколько строк, печать, подпись, и ещё одну подпись: размазанную, красного цвета.
Длинноволосый внимательно изучил бумагу.
– Ого! – сказал он и повторил задумчиво: – Ого…
Посмотрел на Толю, потом на Скворцова – тот медленно, со значением кивнул, – перевёл взгляд на часы, чёрные, дорогие, для ныряльщиков. Потом шагнул к Толе, поводил у того руками над головой. На Толин недоумённый взгляд усмехнулся:
– Считываю.
Скворцов отвёз Толю домой. По дороге рассказал, что Толе предстоит сделать вечером, как надо гадину уничтожать. Договорились, во сколько Скворцов за ним заедет.
Целый день Толя просидел дома. Раз пять набирал номер Алёны – абонент вне зоны доступа. Уже под вечер решился, позвонил тёще. Та не взяла трубку, но через двадцать минут перезвонила. Алёну отвезли в какой-то частный то ли пансионат, то ли центр реабилитации, ещё вчера. Сегодня тёща к ней ездила. Плохо с Алёной. То совсем мать не узнаёт, то вроде узнаёт, но сидит молча, как спит наяву. Поят её там какими-то таблетками, диагноз пока не сказали.
Послушал Толя в трубке тёщин тихий плач, попрощался и ходил сам не свой, пока Скворцов не приехал.
В машине Скворцов полез в бардачок, протянул Толе небольшой газетный свёрток. Толя взял, взглянул на Скворцова. Тот усмехнулся:
– Бомба это. Открывай.
Толя напрягся, стал медленно разворачивать шершавую бумагу. Увидел: комок, как будто из глины, но тёмный, размером с кулак, чуть больше. Тронул – тёплый, почти горячий. Под рукой комок едва заметно шевельнулся. Толя вздрогнул, отдёрнул руку. Скворцов посмотрел весело: «Признал тебя агрегат?» Завёл машину, тронулись.
– А что с Лосевым, с ним как быть? – вспомнил Толя.
– С ним всё хорошо, – сказал Скворцов. – Не помнит он ничего. Такой вот парадокс: пили мы с тобой, а не помнит он.
Под моросящим дождём подъехали скоро к комбинату. Скворцов махнул из машины сторожу Гадюкину, тот высунул из будки удивлённое лицо. Шлагбаум поднялся, и Гадюкин уткнулся снова в газету.
Скворцов загнал машину подальше, за хозяйственные боксы. Пошли к эстакаде. Толя издалека заметил сторожа с бакалеи, большого, крепкого ещё деда. Тот одно время работал на бакалее грузчиком, теперь по вечерам и на выходных сторожил склад, меняясь с ещё двумя стариками.
Подошли, поздоровались.
– Чего это вам на выходных дома не сидится? – ухмыльнулся сторож.
– Да есть тут кое-какие дела, – расплывчато ответил Толя.
– Что за дела такие? – не отставал старик.
– Производственные, – сказал Толя и направился к входу в коридор.
Сторож шагнул вдруг наперерез:
– Ты, слышь, не спеши. Я тут не просто так, я при исполнении. А ну-ка, показывайте, что там у вас в карманах.
Толя опешил:
– Петрович, ты что, охренел? Мы ко мне в склад пришли. Иди, охраняй свою бакалею. Перепил ты, что ли?
Сторож заморгал, переступил с ноги на ногу. Глаза его блеснули, и Толя вдруг увидел во взгляде старика что-то непонятное. Жуткое что-то. А Скворцов полез за пазуху, достал поллитру.
– Держи, страж порядка, – протянул бутылку старику. – Накрывай пока, мы позже подойдём.
Снова блеснули глаза Петровича. В этот раз Толе показалось, что увидел он в тех глазах борьбу – тяжкую, почти нечеловеческую. На лбу старика проступили капли пота.
– Нет, – наконец произнёс он хрипло. – Нет.
Петрович заморгал, как будто удивляясь сам себе, потом лицо его изменилось, глаза выпучились по-бычьи. Толя испугался, подумал – приступ у деда.
– Что у тебя там? – Петрович шагнул к Толе, указал на оттопыренный карман. – Вы телевизор смотрите? Террористическая угроза кругом! А вдруг у тебя там бомба?