Визариум. Проникновение миров

«В данный момент абонент не может ответить на ваш звонок. The subscriber…» А, чтоб тебя! Алеш с отвращением отбросил трубку на диван. Краем глаза заметил, что в полутёмном зале ток-шоу слово взял патер.

Заинтригованный, полицейский отыскал пульт и включил звук.

– …и, строго говоря, не знаем, о Боге речь или об Антихристе. Да вы и сами вспомните: как часто в истории одно на поверку оказывалось другим? – Подтянутый молодой священник усмехнулся. Его определённо выбрали за внешность, чтобы смотрелся в кадре, но говорил он и вправду разумно, взвешенно. – У Церкви нет специального прибора, которым мы всё измеряем, что от Бога, а что от Дьявола. Мы не можем сказать. Единственный прибор – это вера и учение Господа нашего, Иисуса Христа.

– Архиепископ Клемент Даницкий, – повысил голос оппозиционный сенатор, – вы за его дворцы скажите, а не за веру и учение!

Священник молча дождался окончания тирады.

– Да, Церкви тоже коснулись события, – легко признал патер.

Он хотел сказать что-то ещё, когда его прервал выкрик из зала. Девушка с микрофоном поспешила на последний ряд массовки.

– …и вас учили успокаивать и исповедовать, – уже в микрофон заговорила средних лет женщина. – Просто скажите, что нам делать! Чего ждать. У Церкви должно быть официальное мнение. Должно быть хоть что-то!

На экране возникло лицо патера крупным планом. Он долго молчал, в свете софитов было видно, как на лбу у него пролегли морщины. Алеш думал, тот уже и не ответит – когда священник заговорил:

– Я служу в своём приходе семь лет, за годы ко мне приходили самые разные люди. Бывали случаи… да, бывало, что я сидел и думал, не знал, что ответить. Что будет правильным ответить. Знаете, что я говорю в такие минуты?

Патер молчал секунду-другую.

– В свете последних событий это прозвучит жестоко. Но в самых тяжких случаях, когда все слова пусты, я говорю простую вещь. Нас всех ждёт расплата. Своё воздаяние и для виновных, и для невинных, богатых и бедных. Одна участь. Господь заберёт всех. Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, какими будут город и мир через полгода. Но всех ждёт одна участь. И есть лишь одна сила, которая помогает вынести невзгоды, – это вера.

– Ну сколько можно? Вы ушли от ответа об архиепископе! – Сенатор Гудак поднял голос, и Алеш поскорей выключил звук.

Снова взялся за телефон. «В данный момент абонент не может…» Лейтенант скривился и полез в шкаф, за пачкой сигарет, которую спрятал на чёрный день. Чертовски много он за сегодня выкурил. Но куда они оба запропастились? Ведь не могло…

Господи, неужели и они туда же?

Всего десять вечера, а город уже опустел. Только в домах по ту сторону улицы горят все-все окна. «Всех ждёт расплата», – подумал Алеш и чиркнул зажигалкой. Всех значит всех, – но жалость брала только за город. За тесный и пыльный Даниц со старыми домами, словно утрамбованными один к другому. За его людей, простых, крикливых, за попивающих мужиков и женщин средних лет – как та, на ток-шоу. Всех, кто теснится в квартирах, магазинах, на остановках и в трамваях.

К черту Повицей. А людей жалко.

Обычно он курил, глядя на снующие машины и пешеходов. В их суете, в спроектированной безумцем транспортной развязке ему порой мнилась едва не вековечная судьба всей страны – хаос, трясина, постоянная пробка, в которой все равны, все стоят рядом: и чёрные джипы, и развалюхи, и потёртые трамваи. И, конечно, полоумные пешеходы. Не сегодня, нет, но прежде даничане любили выскакивать на дорогу и махать руками, ловя попутку в пригород. Попутка – это ведь самое важное в жизни! С правильной попуткой становятся сенатором, министром, а то и чьей-нибудь любовницей.

От весёленькой мелодии Алеш вздрогнул.

– Ты звонил, – устало проговорила Данка. – Семь раз, между прочим.

– Да, чёрт возьми, семь раз! Уже почти ночь. Весь город вымер, одни вы… Где вы таскаетесь?

– Мы, кажется, развелись. Я не обязана… – Она вздохнула. – Были по делам в центре. Поздно вернулись. Ну, что тебе?

Все заготовленные слова – разговор, который он выстроил и отрепетировал – куда-то делись. Алеш сглотнул.

– Я звонил… Короче говоря, ты должна увезти Мирку. Пока ещё ходят автобусы, пока всё работает. Куда-нибудь в глушь, я не знаю, в деревню. А лучше вообще подальше от людей.

Трубка тихонько шипела.

– Ты слышишь меня?

– Да. Это у вас в полиции так говорят?

– Это я говорю. Ну подумай сама!

Не лучший довод для разговора с бывшей.

– Ты ведь всегда была умнее меня, – исправился он. – Просто оглянись, что происходит. Верхушка всегда замазана. Сперва они исчезнут, все чиновники сверху донизу. А потом дальше, дальше. Горелые появляются каждый день. Потом подтянется инфраструктура. Всё просто начнет разваливаться. Нет, убивать на улицах не будут, проклятие за это карает, но всё посыплется. Банки. Почта. Отопление. Кто знал, как всем этим управлять, превратится в пепел, понимаешь? Сколько костей можно выдернуть, чтобы доминошный домик рухнул?

Данка молчала. Алеш не был уверен, слушает она его или просто отложила телефон.

– Ты ещё здесь?

– Здесь. – Тихий усталый голос.