Визариум. Проникновение миров

На крыше вдруг стало очень много людей. Охрана, патрульные, чёртов психолог в криво заправленной рубашке.

– «Убийство», – шепнул Ришо, передав ребёнка с рук на руки.

Алеш вздрогнул. Он позволил увести себя, а после парень за локоть завёл его в лифт. Лейтенант всё ещё стоял там, на серой площадке – даже когда они уже скользили вниз.

– …может, оно и к лучшему, а? Куда девчонке такую мать? Зар-раза! Бог свидетель, баба совсем с ума тронулась!

В замкнутом пространстве напарник бубнил над ухом. Алеш давно перестал его слушать. Вскинулся лишь, услышав: «Может, оно так даже… по-доброму, что ли?»

– По-доброму? – Он грязно выругался. – Что угодно, но не доброта! Ему плевать, понимаешь?

– Кому? Ну? Ну что теперь?

– Плевать на последствия! Он – он, вкурваш, вершит правосудие! – Лейтенант разразился новым потоком брани.

Дверцы лифта давно раскрылись, а он даже не сразу заметил. Увезти, увезти Мира – если надо, бросить всё, сбежать, что угодно – только бы вывезти его из Ада! Повезло Ришо: парню не за кого бояться, кроме как за себя.

Гранитное крыльцо сияло попеременно синим и красным, в цвет полицейских мигалок.

– Господи, ей же едва лет пять. А Мирке шесть.

Таким тоном говорят о смертельной болезни. Сигарет в бардачке не оказалось, все давно кончились. Впервые в жизни, впервые даже за время проклятия, Алеш подумал, что и сам он, должно быть, тоже…

Кончился.

Дело о лживом культе

– Главное, не вытопчи мне всё. – Криминалист поднял голову только когда перед ним вытянулась тень Алеша. – Тут у меня следы, так что давай осторожно.

Февральский снег сменился мартовскими ливнями. Город утопал в грязи, в обрывках газет, ветер носил по улицам полиэтиленовые пакеты. Следов были дюжины. Сотни. Но Здену лучше знать: видать, нашёл что-то важное.

Алеш по широкой дуге обогнул красные стойки-метки. Постмортем ровно такой, как и говорил Вит: бегущий человек и надпись – «Уныние». Если б не этот след, не надпись, они бы вовсе не приезжали, одного Здена хватит всё осмотреть и описать. Но после исчезновения старого президента умные во власть не идут, слишком уж сложно выжить, а у нынешнего пройдохи одна мания: кодекс, за что последует кара, а за что нет.

«Уныние» в нём точно потянет на новую главу.

– Так что иди и разберись, – сказал полковник, выпроваживая их в город. – И чтобы к вечеру ответы были вот тут, на этом самом столе!

Какой смысл разглядывать надпись? Все они одинаковы, Алеш видел их сотни. Полицейский фотограф давно сделал снимки, следователь просто постоял у стены, для приличия – и двинулся обратно.

– Так что здесь произошло?

– Погоня или что-то похожее. – Криминалист поднялся, оглядев хозяйским взглядом улицу. – Не скажу, за кем гнались, человек не спешил. Обычно шёл, его след не выделишь. А след бегущего человека есть. И обрывается точно у горелого.

– Мужчина, женщина? – Алеш тщетно разглядывал грязь под ногами, но так ничего и не увидел.

– Женщина. Ботиночки с каблуком, тридцать восьмой размер. Я бы сказал, даже девушка, уж больно каблук не по погоде, но всякое бывает.

– Что ещё?

– Бежала вон оттуда. – Криминалист указал на угол Университетской и Театрального, – а до того стояла, перетаптывалась. Много натоптала. Как будто ждала кого-то.

Все трое, включая Ришо, уставились на перекрёсток, словно бутик с закрытыми фанерой окнами мог дать подсказку. Согбенный дедок оглянулся по сторонам и засеменил через дорогу на красный – а ведь прежде здесь было оживлённое движение!

– След как обычно, ничего нового, – вздохнул Зден. – Я бы сказал, часов пять утра. Очень предварительно! После анализа скажу точнее.

– Ладно. – Алеш скривился. – Ты вот ответь: она за кем-то гналась, нагнала и – что? Совершила уныние?

– А это по твоей части, Ал. – Криминалист хмыкнул. – Пойми меня правильно, я вижу только след. Ты можешь по нему что-то сказать?

Алеш молчал. Ветер шевелил неубранную ещё с декабря, замерзшую и оттаявшую, втоптанную в грязь листву.

– Увидела, погналась, – утвердительно закончил лейтенант, – и, положим, напала. Но зачем? Как будто полгода лежала в анабиозе. Все знают, чем кончится грабёж или насилие.

– Если она напала, – вставил Ришо.

Здесь на углу всегда стоял киоск «Табак». Не киоск даже – кирпичный уличный магазинчик. Сперва здесь, как положено, торговали сигаретами, потом сигаретами, пивом и бургерами – студентом Алеш покупал их, когда ещё пил вино на скамейках – а потом, кажется, здесь торговали всем: от журналов до свежеиспечённого хлеба. Магазинчик всегда обретался на перекрёстке – словно собрался стоять здесь вечно.

Дедок в куцем пальто добрался до полуразобранной стены и теперь собирал кирпичи в сумку. Такие не сдаются, даже когда молодежь вся уехала. Да и куда им сдаваться, кому? Власть сменится, проклятия приходят и уходят, а жить-то надо. За городом у него, верно, фермерский домишко, а кирпичи пойдут на бортик вокруг клумбы, соседям на зависть.

– …собираешься что? – спрашивал Ришо.

Лейтенант поёжился на пронизывающем до костей ветру.