Визариум. Проникновение миров

Ришо долго тряс перед камерой удостоверением, пока ворота, наконец, не разъехались. На парковку той самой высотки машина вползала медленно, со всем возможным почтением. А Алеш всё смотрел наверх: гляди-ка! Шипастая корона, оказывается, не вверх торчит, а больше в стороны. Ну точно брусья под виселицы.

Здесь-то всё и началось. Месяц назад в двухстах метрах отсюда Ивка Михалык встретилась с насильником.

Хватит, сказал он себе. Она погибла только у тебя в воображении! В пьяном кошмаре. На том заседании никто не умер. Погибли судья, прокурор и насильник, да и с теми… все случилось потом и умирает ли вообще горелый? Исчезает, переносится прямиком в Геенну? За неделю набралось больше пяти тысяч жертв, но мир перевернулся всего несколько дней назад: если так подумать, пока никто и ничего не знает.

Вместе с тройкой охранников полицейские кое-как втиснулись в лифт. Мир наверху был совсем иным: словно душа возносится от земли в Рай. Крыши старинных домов, брусчатка, тут и там торчат стеклянные небоскрёбы. Построили их, как водится, во дворах – где подешевле земля и нет нужды тратиться на снос зданий. Забавно, вот проспект Конституции облицевали к Олимпийским играм, а с задов так и осталась тёмная от дождей извёстка.

Славно, должно быть, глядеть на город и знать, что тот с потрохами твой!

– Ну прям его! – буркнул Ришо. – Не забывай, Повиц – глава только части холдинга, у него есть ещё хозяева. Был главой.

Господи, он что, сказал это вслух? Алеш оглянулся, но на лицах секьюрити не дрогнул ни один мускул.

Охрана следовала за ними, как трое верных псов. Право, это смешно! Им больше делать нечего? Кто же будет сторожить огороженный периметр, с детскими площадками, фитнес-клубами и салонами красоты? Дверь приоткрыла женщина в домашнем платье, и Алеш сразу понял – она знает. Она что, вовсе не ложилась? Или как это у них принято: встречать мужа в косметике и на каблуках?

– Вы, верно, из полиции?

Она и не ждала ответа. Бросив дверь, повернулась спиной и пошла прочь по длинному, роскошному, как Овальный кабинет, холлу.

– Госпожа Повиц! – окликнул он.

Куда там! Только каблуки стучат по бесценному паркету. – С вами всё в порядке, госпожа…

– Сейчас… уже всё хорошо, – невнятно произнесла она. – Я только присяду. Да… Прошу прощения.

Алеш был худшего мнения о вкусах банкира, он видел фото из кабинета президента: тяжёлая мебель, малахит и много, много золота. Думал – все они, большие шишки, живут так же. В комнате, куда их привела Марта Повиц, господствовали окна во всю стену. Бледный ковер, бледные обои с вертикальными полосами, только под потолком тянулась синяя линия.

Марта встала столбом посреди гостиной.

– Я просто… я… – Она поворачивалась то к дивану, то к креслам, а то и к ним обоим, не зная, куда деть руки. Наконец, она закрыла лицо ладонями. – Я немного не в себе. Прошу прощения.

Его учили, как говорить с людьми в шоке. Размеренно и мягко лейтенант начал:

– Это мы должны просить прощения. Дело в том…

– Боже, да я всё уже знаю! – Жена банкира, как подкошенная, рухнула на диван, сцепила руки. – Нашлись добрые люди. Скажите, как он там оказался! Почему чёртово кафе?

– У него была встреча. Студентка экономико-правового – возможно, практикантка или чья-то помощница.

Марта Повиц слушала секунду-другую, а потом вдруг расхохоталась – высоким и нервным смехом. Пару вздохов они смотрели друг другу в глаза.

– Простите, не сказала. – Она утёрла слёзы. – Я думала, сами догадаетесь. Йелик мёртв, а мне плевать на деловую репутацию.

– Вы знали о слабостях супруга?

– Даже Бранка. Это наша дочь. Даже она догадывалась.

– Вы знали, где он был вчера?

– Не то чтобы наверняка. Конечно, в самолёте, где же ещё? – С красивых губ сорвался смешок.

– Что ей всего месяц как семнадцать?

– Следователь… простите, не знаю вашей фамилии. Даниц больной город, он весь пророс метастазами. Мне что, так нужно сказать всё вслух? – Марта умолкла, а потом продолжила тихо: – Правда в том, что Йелику нравились молоденькие. Очень молоденькие. Ну как? Теперь вы довольны?

– Вас это устраивало?

Нужно отдать должное, жена банкира потупилась.

– Когда мы встретились, мне было четырнадцать, а ему двадцать семь. Я думала, он совершенство, финансовый гений, красавец. Ушло три года, пока я поняла, что гений – это всё папенька и ещё старший брат. Но, знаете, мне было уже всё равно, – она помолчала и тихо призналась: – По-своему, мы друг друга любили. Очень.

По-своему – получасовый допрос дался Алешу тяжелее разговора в кафе «Штур». С ярких губ Марты не сходила улыбка, порой она опускала глаза долу – чтобы вновь вскинуть с насмешкой. Уже позже, в лифте, когда они возвращались на грешную землю, Ришо выругался:

– Зар-раза! Я год в полиции, но этот гной – он же всего неделю как полез, да?

Алеш медленно кивнул.

– Так густо да, после Стелика. Конечно, это всегда было, просто не так бросалось в глаза.

Они спустились на первый, когда Ришо спросил:

– Как думаешь, а почему Даниц? Ну то есть я всё размышляю: гной, он ведь по всему миру. Почему у нас? Мы же последняя дыра.

Лейтенант фыркнул. Помолчал.