Виноваты звезды

Айзек: Лизни стену пещеры.

Компьютер: Не понимаю. Повторите.

Я: Трахни влажную стену пещеры.

Компьютер: Вы пытаетесь прыгнуть через стенку пещеры. Вы ударяетесь головой.

Айзек: Не прыгни, а трахни!

Компьютер: Не понимаю.

Айзек: Чувак, я неделями брожу в темноте по лабиринту, мне нужна разрядка. Трахни стену пещеры!

Компьютер: Вы пытаетесь пры…

Я: Резко прижми низ живота к стенке пещеры.

Компьютер: Не понима…

Айзек: Займись с пещерой нежной любовью.

Компьютер: Не понима…

Я: Прекрасно. Иди влево.

Компьютер: Вы идете влево. Проход сужается.

Я: Иди на четвереньках.

Компьютер: Вы идете на четвереньках сотню ярдов. Проход сужается.

Я: Ползи, как змея.

Компьютер: Вы ползете по-змеиному тридцать ярдов. По вашему телу стекает струйка воды. Путь перекрыт горкой мелких камней.

Я: Могу я теперь трахнуть пещеру?

Компьютер: Вы не можете прыгнуть из положения лежа.

Айзек: Мне не нравится жить в мире без Огастуса Уотерса.

Компьютер: Не понимаю.

Айзек: Я тоже. Пауза.

Он бросил пульт на диван между нами и спросил:

– Не знаешь, ему больно было?

– Наверняка он задыхался, – ответила я. – В конце концов потерял сознание, но, судя по всему, уходил нелегко. Умирать вообще паршивое занятие.

– Да, – согласился Айзек. И добавил спустя долгое время: – Мне все это кажется невозможным.

– Это происходит сплошь и рядом, – отрезала я.

– Ты вроде злая какая-то, – заметил он.

– Да, – ответила я. Мы сидели молча очень долго, что я восприняла с облегчением. Я вспоминала заседание группы поддержки, когда Гас сказал, что боится забвения, а я возразила, что он имеет глупость бояться явления универсального и неизбежного и что проблема не в самих мучениях и не в самом забвении, но в безнравственной бесцельности этих явлений, абсолютно не свойственном человеку нигилизме мучений. Я думала о папе, сказавшем – Вселенная хочет, чтобы ее замечали. Но ведь мы-то хотим, чтобы сама Вселенная нас замечала и чтобы ей было не плевать на то, что с нами происходит, – не с коллективной идеей разумной жизни, а с каждым отдельным индивидуумом.

– Гас тебя по-настоящему любил, – сказал Айзек.

– Я знаю.

– Он говорил об этом не закрывая рта.

– Я знаю, – повторила я.

– Это бесило, как не знаю что.

– Меня это не бесило, – отрезала я.

– Он тебе отдал то, что написал?

– Что он писал?

– Вроде сиквел к книге, которая тебе нравилась.

Я повернулась к Айзеку:

– Что?!

– Он говорил, что работает над чем-то для тебя, но не особо одарен писательским талантом.

– Когда он это говорил?

– Не скажу точно. Вроде вскоре после Амстердама.

– Вспомни, когда именно? – настаивала я. Успел он или не успел закончить сиквел? Или закончил и оставил в своем компьютере?

– Эх, – вздохнул Айзек, – не помню я. Разговор об этом зашел однажды здесь, у меня. Мы играли с моей программой рассылки и-мейлов, я еще от бабки и-мейл получил, могу проверить по приставке, если ты…

– Да-да, где она?

Гас упоминал сиквел месяц назад. Месяц. Не самый легкий для него, но все же целый месяц. Достаточно времени, чтобы написать хоть что-то. От него по-прежнему что-то осталось, пусть не от него, но его авторства. Я хотела это получить.

– Я поехала к нему домой, – сообщила я Айзеку.

Я поспешила к мини-вэну, втащила тележку с баллоном на пассажирское сиденье и завела машину. Из стерео заорал хип-хоп, и, когда я потянулась сменить радиостанцию, кто-то начал читать рэп по-шведски.

Обернувшись, я закричала, увидев на заднем сиденье Питера ван Хутена.

– Хочу извиниться, если напугал, – сказал Питер ван Хутен, перекрывая оглушительный рэп. Он по-прежнему был в своем похоронном костюме, почти неделю спустя. Несло от него так, будто он потел алкоголем. – Можешь оставить себе диск, это Снук, один из основных шведских…

– А-а-а-а-а, убирайтесь из моей машины! – Я выключила стерео.

– Это машина твоей матери, насколько я понял, – возразил он. – И стояла незапертой.

– О Боже, выходите, или я в «девять-один-один» позвоню! Чувак, да в чем твоя проблема?!

– Если бы только одна, – мечтательно сказал он. – Я здесь, чтобы извиниться. Ты была права, заметив ранее, что я жалкое ничтожество с алкогольной зависимостью. У меня была знакомая, проводившая со мной время лишь потому, что я ей за это платил, но она ушла, и у меня осталась лишь благородная душа, которая не может обзавестись компанией даже за взятку. Все это правда, Хейзел. Это и не только это.

– Ладно, – согласилась я. Речь получилась бы более проникновенной, если бы у ван Хутена не заплетался язык.

– Ты напоминаешь мне Анну.

– Я многим много чего напоминаю, – огрызнулась я. – Мне правда надо ехать!

– Ну так поезжай, – сказал он.

– Выходите.

– Нет. Ты напоминаешь мне об Анне, – повторил он. Через секунду я включила задний ход и выехала на дорогу. Не хочет выходить – не надо, доеду до дома Гаса, пусть Уотерсы ван Хутена выгоняют.

– Ты, конечно, знаешь об Антониетте Мео, – начал ван Хутен.

– Да нет, – бросила я, включая стерео, но ван Хутен орал, заглушая шведский хип-хоп: