Совершенно запыхавшись, я села рядом с Айзеком, обреченно слушая полную историю безъяицкости Патрика и убеждая легкие, что с ними все в порядке, они могут дышать и здесь достаточно кислорода. Дренаж мне делали всего за неделю до смерти Гаса – я видела, как янтарный раковый экссудат часто-часто капает из меня через трубку, но легкие уже снова казались полными. Я так сосредоточилась на уговорах своего организма, что не сразу заметила, как Патрик произнес мое имя.
Внимание переключилось, и я спросила:
– Да?
– Как ты?
– Нормально, Патрик. Запыхалась немного.
– Ты не хочешь поделиться с группой воспоминаниями об Огастусе?
– Я хочу просто умереть, Патрик. Ты когда-нибудь хотел просто умереть?
– Да, – ответил Патрик без своей обычной паузы. – Да, конечно. Что же тебя удерживает?
Я подумала. У меня был старый готовый ответ – я живу ради родителей, потому что они будут убиты горем и останутся бездетными. Это по-прежнему оставалось своего рода правдой, но не всей и не настоящей.
– Не знаю.
– Надеешься, что тебе станет лучше?
– Нет, – ответила я. – Не поэтому. Я правда не знаю. Айзек? – спросила я. Я действительно устала говорить.
Айзек заговорил об истинной любви. Я не могла сказать, что я думаю, потому что мне самой это казалось фальшивым, а думала я о том, что Вселенная хочет, чтобы ее заметили, и я должна замечать ее как можно лучше. Я чувствовала, что должна этой Вселенной и могу оплатить этот долг лишь своим вниманием. Я в долгу перед каждым, кто уже перестал быть человеком, и перед всеми, кто еще не стал человеком. Что мой папа мне и сказал, если разобраться.
Остаток заседания группы поддержки я молчала. Патрик отдельно помолился за меня, имя Гаса затолкали в длинный список покойников – по четырнадцать на каждого из нас, мы обещали прожить сегодня как лучший в жизни день, и затем я повела Айзека в машину.
Когда я приехала, мама с папой сидели за обеденным столом за своими ноутбуками. Едва я вошла, мама резко закрыла свой.
– Что у тебя там?
– О, всего лишь разные рецепты антиоксидантов. Ну что, ИВЛ и «Новая американская топ-модель»? – спросила она.
– Я пойду полежу.
– Ты в порядке?
– Да, устала просто.
– Ты должна поесть, прежде чем…
– Мама, я категорически не голодна. – Я сделала шаг к двери, но мать меня остановила:
– Хейзел, ты должна есть. Всего несколько…
– Нет, я пойду спать.
– Нет, – запротестовала мама. – Не пойдешь.
Я посмотрела на папу. Он пожал плечами.
– Это моя жизнь, – напомнила я.
– Ты не заморишь себя голодом, потому что Огастус умер. Ты сядешь и съешь ужин.
Я отчего-то вдруг разозлилась:
– Я не могу есть, мам. Не могу, ясно?
Я попыталась пройти мимо, но мама схватила меня за плечи и сказала:
– Хейзел, ты будешь есть. Тебе нужно оставаться здоровой.
– Нет! – закричала я. – Я не буду ужинать и не могу остаться здоровой, потому что я не здорова. Я умираю, мама! Я умру и оставлю вас одних, и у тебя не будет над кем кудахтать, и больше тебя никто не назовет мамой! Мне очень жаль, но я ничего не могу с этим поделать, ясно?!
Я пожалела о сказанном, едва договорив.
– Ты меня слышала…
– Что?
– Ты слышала, что я тогда сказала твоему отцу. – Ее глаза увлажнились. – Слышала? – Я кивнула. – О Боже, Хейзел, прости меня, детка, я была не права. Это неправда. Я сказала это в минуту отчаяния. Я сама в это не верю. – Мама села, и я присела рядом, запоздало жалея, что попросту не выблевала съеденную пасту вместо того, чтобы злиться.
– Во что же ты веришь в таком случае? – спросила я.
– Пока кто-то из нас жив, я буду твоей мамой, – ответила она. – Даже если ты умрешь, я…
– Когда, – поправила я.
Она кивнула.
– Даже когда ты умрешь, я все равно буду твоей мамой, Хейзел. Я не перестану быть твоей мамой. Разве ты перестала любить Гаса? – Я покачала головой. – Как же я перестану любить тебя?
– Ладно, – ответила я. Папа уже плакал.
– Я хочу, чтобы у вас была своя жизнь, – сказала я. – Меня беспокоит, что у вас не будет жизни и вы целыми днями будете сидеть здесь без меня, объекта для заботы, смотреть в стенку и желать себе смерти.
Через минуту мама сказала:
– Я учусь онлайн в университете Индианы. Хочу получить магистерский диплом по социальной работе. Я не искала рецепты антиоксиданта. Я писала контрольную.
– Правда?
– Я не хотела, чтобы ты подумала, будто я планирую жизнь после тебя. Но если я сдам на магистра, я смогу консультировать семьи, переживающие кризис, или вести группы людей, у которых в семье случился рак, или…
– Стоп, ты что, станешь Патриком?
– Не совсем. Есть разные виды социальной работы.
Папа сказал:
– Мы оба беспокоимся, чтобы ты не чувствовала себя покинутой. Мы всегда будем рядом, Хейзел. Мама никуда не уйдет.
– Но это же отлично! Как хорошо! – Я искренне улыбалась. – Мама станет Патриком. Из нее выйдет замечательный Патрик! Она будет в сто раз лучше Патрика!
– Спасибо, Хейзел. Для меня твое мнение решает все.
Я кивнула, плача. Не в силах вынести искреннее счастье, я впервые за целую вечность плакала от радости, представляя маму в роли Патрика. Я невольно подумала о матери Анны – из нее тоже вышел бы хороший социальный работник.