– Я отдал пятнадцать тысяч за билет первого класса, но у меня достаточно капитала, чтобы потакать своим причудам. Да и напитки в самолете бесплатные – при желании можно почти окупить стоимость билета.
Ван Хутен отпил виски и перегнулся вперед предложить отцу, но папа отказался.
Тогда ван Хутен наклонил бутылку ко мне. Я ее взяла.
– Хейзел, – предупредила мама, но я отвинтила крышечку и отхлебнула. В желудке стало примерно как в легких. Я отдала бутылку ван Хутену, который отпил длинный глоток и сказал:
– Итак,
– Что?
– Мы с твоим Уотерсом переписывались немного в его последние…
– Стало быть, теперь вы читаете письма от фанатов?
– Нет, он адресовал письма мне домой, не через издателя, и поклонником я бы его не назвал – он меня презирает. Однако он очень убедительно писал, что я получу прощение за свое поведение, если приеду на его похороны и скажу тебе, что сталось с матерью Анны. Вот я и приехал, а вот тебе и ответ:
– Что? – снова спросила я.
–
Мы доехали до подножия холма.
– Ладно, хорошо, – прервала я. У меня не было настроения это выслушивать. Питер ван Хутен не присвоит себе главную роль на похоронах Гаса, я этого не позволю. – Спасибо. По-моему, холм как раз закончился.
– И ты не хочешь объяснений? – удивился он.
– Нет, – отрезала я. – Обойдусь. Я считаю вас жалким алкоголиком, который говорит умности, чтобы привлечь к себе внимание, как не по годам развитый одиннадцатилетний сопляк, и мне за вас невыносимо стыдно. Да-да, вы уже не тот человек, который написал «Царский недуг», и сиквел вы не осилите, даже если возьметесь. Ценю, что попытались. Всего вам распронаилучшего!
– Но…
– Спасибо за виски, – сказала я. – А теперь выметайтесь из машины.
Он явно присмирел. Папа остановился, и мы подождали, не выключая мотора, стоя ниже могилы Гаса, пока ван Хутен открыл дверь и, наконец-то замолчав, вылез.
Когда мы отъезжали, я смотрела через заднее стекло, как он отпил виски и поднял бутылку в моем направлении, словно выпив за меня. Его глаза были очень грустными. Мне даже стало его жаль, честно говоря.
Домой мы попали около шести. Я была уже без сил. Мне хотелось только спать, но мама заставляла меня поесть какой-то пасты с сыром, в итоге она разрешила мне съесть ее в кровати. Пару часов я проспала с ИВЛ. Пробуждение было ужасным: секунду мне казалось, что все хорошо, но в следующий миг случившееся обрушилось на меня заново. Мама отключила меня от ИВЛ, я впряглась в переносной баллон и поплелась в ванную чистить зубы.
Оценивая себя в зеркале и возя щеткой по зубам, я думала, что существуют два типа взрослых. Есть ван хутены – жалкие создания, которые рыскают по земле, ища, кого побольнее задеть. А есть такие, как мои родители, – ходят, как зомби, и автоматически делают все, что надо делать, чтобы продолжать ходить.
Ни то ни это будущее мне не нравилось. Во мне крепло убеждение, что все чистое и хорошее в мире я уже видела, и я начала подозревать, что даже если бы смерть не встала на пути, такая любовь, как у нас с Огастусом, долго бы не продлилась. На смену рассвету приходит день, как писал Фрост. Золото не вечно.
В дверь ванной постучали.
–
– Хейзел, – позвал папа, – можно, я войду? – Я не ответила, но через несколько секунд отперла дверь и присела на опущенное сиденье унитаза. Почему дыхание должно быть такой нелегкой работой? Папа опустился на колени рядом со мной, взял мою голову и, прижав к своей груди, произнес: – Мне очень жаль, что Гас умер. – Я немного задыхалась, уткнувшись носом в его футболку, но мне было хорошо от крепких объятий и знакомого папиного запаха. Казалось, он почти сердится, но мне это пришлось по душе. Я и сама была на взводе. – Сволочизм какой, от начала до конца. Восемьдесят процентов выживания, а он попал в оставшиеся двадцать. Гадство. Такой прекрасный мальчик! Как несправедливо… Но ведь любить его – немалая привилегия, правда?
Я кивнула в папину футболку.
– Теперь ты имеешь представление о том, как я люблю тебя, – прошептал папа.
Дорогой мой старичок. Всегда-то он знает, что сказать.
Глава 23
Пару дней спустя я встала с постели около полудня и поехала к Айзеку. Дверь он открыл сам.
– Мама повезла Грэма в кино, – сказал он.
– Нам надо куда-нибудь сходить или чем-то заняться, – заявила я.
– Может «что-то» означать сразиться в видеоигру со слепым, сидя на диване?
– Вот именно это я и имела в виду.
Мы сидели пару часов, разговаривая с экраном и пробираясь в невидимом подземном лабиринте без единого огонька. Самой увлекательной частью игры было издеваться над компьютером, неизменно попадавшим впросак.
Я: Коснись стены пещеры.
Компьютер: Вы касаетесь стены пещеры. Она влажная.