Винг

Воздух был насыщен электричеством, горизонт заволокло серой плотный пеленой. Напряжение царило в природе, томило людей, будто близился мистраль. Который день собиралась гроза, по ночам вдалеке погромыхивало, сверкали зарницы, но дождь все не проливался на истомленную зноем землю.

Прорычали королевские букцины, в крытой ложе на высокий трон уселся король Ричард в алой мантии, в золотой короне чуть набекрень на рыжих кудрях. По бокам и ниже устроились грузный де Во в роскошных, но, как всегда, небрежных одеждах, и аскетический, высушенный длительными постами и солнцем пустынь гроссмейстер де Сабле.

Снова прогремели трубы. Из портала западных ворот на арену выехал на громадном вороном коне комтур барон фон Штолльберг. За ним следовали два оруженосца и герольд ордена тамплиеров.

Развернув свиток, герольд от имени немца прочитал обвинение в колдовстве и ереси, а затем и картель на беспощадный бой рыцарю Эдварду Вингу. Оруженосец барона нацепил на острие копья командира его латную перчатку, проскакал по кругу и возложил ее на барьер перед поручителем обвинителя, здешним командором храмовников. Тот принял ее с поклоном и, приблизившись к королевской ложе, с поклоном же вручил ближнему к нему судье, де Во. Милорд Томас, по обыкновению хмурясь, передал ее Ричарду.

Король встал, поднял рукавицу вверх и крикнул:

— Разрешаю смертный бой во имя Господа, и пусть победит именем Его тот, кто прав перед Ним!

Вернулся на трон, а перчатку отдал де Сабле и повелел:

— Пусть мой герольд читает правила, и позор да покроет имя того, кто посмеет их нарушить!

Герольд короля громовым басом известил об условиях поединка.

Тем временем де Шаррон принял перчатку из рук гроссмейстера, это значило, что он принимает вызов за своего доверителя.

Снова запели трубы, фон Штолльберг спешился и тяжелым мерным шагом направился к середине ристалища. Оруженосцы с лошадьми исчезли за воротами. Немец маршировал, высоко вздергивая ноги, освещенный отвесными лучами солнца, отсверкивающими на полированных гранях вороненых доспехов, горело и переливалось надраенное широкое лезвие огромного двуручного меча, лежащее на плече тевтонца. Щита у него не было, но у правого бедра болтался на цепи массивный шипастый шар моргенштерна. Несмотря на грозную внешность, комтур в тяжелом вооружении, со шлемом в виде волчьей морды за плечами, казался маленьким на огромном поле и неуловимо напоминал какого-то черного бронированного жука, упрямо и тупо ползущего по песку.

Наконец, он достиг центра арены напротив ложи судей, и резко дернувшись в угловатом поклоне в сторону монарха, утвердился там, как безвкусный памятник на гробнице крестоносца где-нибудь на провинциальном немецком кладбище, широко расставив ноги и опершись руками перед грудью на навершие рукояти меча, вонзенного в землю.

На трибуне выпрямился во весь невеликий рост де Шаррон, и, держа двумя пальцами, как дохлую крысу за хвост, перчатку тевтонца, от имени Эдварда выкрикнул формулу согласия на поединок:

— Клянусь, что обвинения этого недостойного рыцаря не что иное, как навет, и берусь доказать свою правоту во имя Господа в честном, открытом бою, один на один, согласно правилам, до смерти его или моей! Еще раз воздух разорвали хриплые вопли букцин. Из восточных ворот на ристалище стремительно вынеслись два всадника, пересекли поле, задержались на несколько секунд у королевской ложи, заставив коней поклониться поднявшему брови королю, и, описав короткую дугу, встали как вкопанные ярдах в десяти от немца.

Тевтонец демонстративно отвернулся от нового герба Эдварда с крылатым кентавром и короной.

Алан вихрем слетел с коня, принял узду и помог спешиться командиру. Затем, еще раз склонившись в сторону королевской ложи, ястребом взвился в седло и под гром аплодисментов на трибунах увел в поводу боевого коня Эдварда назад, за ворота.

Загудел архидиаконский бас королевского герольда:

— Благородные рыцари! Согласно обычаю, приблизьтесь к королевской ложе, дабы судьи и маршал во избежание подмены бойцов смогли удостовериться в подлинности ваших личностей!

Эдвард, было, послушно двинулся на зов, но тут же пошатнулся и остановился, едва не потеряв равновесие. Делать нечего, пришлось опустить руку к поясу и дернуть за "безмен первого рода". Через секунду рыцарь гордо выпрямился и, сопровождаемый глухим ропотом зрителей, не оставивших без внимания его странную неуклюжесть, широко зашагал, легко опередил врага и первым встал у барьера в трех ярдах от короля. Откинул на спину зазвеневший шлем, бестрепетно взглянул на судей. Ричард ласково улыбнулся ему в ответ. Рядом с юношей лязгнули доспехи, и злобно засопел немец.

Судьи переглянулись и кивнули маршалу турнира Фицуолтерну.

Тот воскликнул: