Эдвард вышел в раздумье. Угроз он, конечно, не боялся, проживет, в крайнем случае, и без наследства. Но и ссориться без нужды с отцом, какой он ни есть, не хотелось. Поразмыслив, сакс решил, что с "невестой" он дискутировать не станет, слез не оберешься, а съездит он завтра к отцу Бартоломью, поговорит с ним, глядишь, поможет, попросит приора заверить тана, что, мол, нельзя снять обет без возвращенья в Святую землю, а там появится Алан, они уедут, и вопрос сам собой отпадет…
Но поездка в монастырь не состоялась.
Глава сорок вторая. Бренда
Вечером кузина заглянула в чулан под лестницей, где с первой ночи в замке так и спал Эдвард. Уже расстилавший на ночь попоны на паре позаимствованных для мягкости ложа в дружине тана полуоблезших шкур каких-то допотопных зверей, сакс недовольно обернулся на скрип двери. Он хотел отбыть в обитель пораньше утром, а теперь, как пить дать, придется полночи выяснять отношения.
Но Бренда была вроде бы настроена вполне миролюбиво:
— Эд, прости, пожалуйста, что сегодня утром так по-дурацки получилось. Я говорила отцу, что сначала мне надо побеседовать с тобой, да разве он кого слушает! Я зашла попросить: если ты не очень обижен, поднимись на несколько минут ко мне в светелку, я все объясню.
— А это необходимо? — скептически спросил сакс.
— Да сам понимаешь, днем нам и словом перемолвиться не дадут: где ни присядешь, через тебя и скачут и перешагивают. Ко мне служанки каждые пять секунд заглядывают: как это делать, да как то… Такие дуры! На улице дождь вторую неделю, не погуляешь. Пойдем, побеседуем. Нет, если ты боишься, тогда, конечно…
— Да нет, — сказал задумчиво Эдвард, — бояться-то, положим, не боюсь, но, и особо, считаю, говорить нам не о чем.
— А зачем же ты сегодня сказал отцу, что сначала хочешь выяснить со мной насчет нашей свадьбы? — прикинулась удивленной Бренда.
— Насчет "выяснить", правда, говорил, а насчет "нашей свадьбы" и слова не было, — криво усмехнулся сакс, но сообразив, что объясниться сразу меньшее зло, чем молча коситься друг на друга, кивнул. — Ладно, иди, через пару минут поднимусь.
Когда, переодевшись в парадный костюм, сработанный в Марселе, который дома не пришлось пока надеть из-за траура по матери: голубую бархатную тунику, стянутую в талии золотым рыцарским поясом, синие брюки-трико, мягкие короткие сапоги с золотыми шпорами и серые замшевые перчатки, Эдвард тихо постучал в дверь комнаты кузины, и на ее — Входи! — нагнувшись под невысокую притолоку, шагнул внутрь, Бренда сидела перед серебряным зеркалом, только что сняв с золотых кудрей тонкую шелковую сетку, украшенную жемчугом, привезенную кузеном ей в подарок из Палестины, так что освободившиеся волосы огненным водопадом обрушились на плечи девушки, и, обернувшись к двери вместе со служанкой, помогавшей леди готовиться ко сну, одновременно же и открыли рты, поразившись мужественной красоте сакса и великолепию его роскошного одеяния.
Да, такого прекрасного рыцаря, ни госпоже, ни ее доморощенной камеристке встречать еще не приходилось. На голубом бархате туники-блио, расшитом тонкими узорами, лежала массивная золотая цепь из трофеев Сицилии, а на поясе отражал огни светильника и камина драгоценными камнями рукояти и ножен тонкий длинный стилет-мизерикордия. Сакс снял повязку с глаза, полагая, что в сумраке странности зрачка спишутся на причуды искусственного освещения. Русые пряди мягко спускались по сторонам лица юноши, схваченные на лбу узорной диадемой причудливой восточной филиграни.
Вмиг овладев собой, Бренда одним властным движением руки отправила чернавку за дверь, вторым пригласила милого кузена присесть в модное, но неудобное Х-образное кресло, а сама, извинившись, попросила минутку подождать и отвернулась к зеркалу.
Сакс с любопытством оглядел то, что несколько веков спустя назвали бы будуаром. Он не был в этой комнате с того памятного дня два года назад, когда пришел сказать, что уезжает биться с язычниками, и, вероятно, они не увидятся более, и попрощаться. Вспомнив себя тогдашнего: глупого, романтичного и без памяти влюбленного, Эдвард улыбнулся.
Здесь многое изменилось. Исчезли цветы и осенние листья, которыми юная Бренда любила украшать светелку. Их нежный запах сменили душные ароматы индийских благовоний, хотя и свинарник тоже не давал о себе забывать. Изгнав узенькую девичью кровать, место захватил полутораспальный резной монстр на львиных лапах под парчовым пологом. Угол комнаты украсил небольшой камин.
Рыцарь удивился, как это кузине удалось убедить упрямого тана изменить неизменному дубовому консерватизму, ведь старик отказывался устроить современное отопление даже в своей спальне, дескать, раз предки обходились без новомодных штучек, значит, и мы проживем, хотя покойная мать Эдварда, вечно зябнувшая ночами, не раз просила мужа о камине.