Виллет

– Люси…

– Да, я здесь, рядом.

– Кузина Джиневра по-прежнему в школе мадам Бек?

– Да, ваша кузина все еще там. Должно быть, мечтаете о встрече?

– Нет, не очень.

– Хотите пригласить ее провести здесь еще один вечер?

– Нет… Она все еще говорит о замужестве?

– Только не в отношении тех, кто может вас интересовать.

– Это вы о докторе Бреттоне? Вряд ли ее мнение могло измениться, ведь два месяца назад оно было таким определенным.

– Это ничего не значит: вы же видели их отношения.

– В тот вечер определенно ощущалось непонимание. Она выглядит несчастной?

– Ничуть. Позвольте спросить: во время своего отсутствия вы получали известия о Грэхеме или от него самого?

– Папа получил пару писем – полагаю, деловых. Он задумал один проект, который требовал внимания во время нашего отсутствия, и доктор Бреттон с радостью согласился помочь.

– Да. Вчера вы встретили его на бульваре и, должно быть, заметили, что, судя по внешности, о состоянии его здоровья беспокоиться не стоит.

– Папа вполне с вами согласен. Обычно он не слишком наблюдателен, потому что думает о чем-то своем, но, как только доктор Бреттон уехал, сказал: «До чего же приятно видеть энергию и воодушевление этого мальчика!» Да, он назвал доктора Бреттона мальчиком, поскольку до сих пор считает его таковым, так же как меня – девочкой. Папа не обращался ко мне, а так – заметил вслух. Люси…

Опять эта умоляющая интонация… Полина Мэри встала с кресла, подошла и села на низкую скамеечку у моих ног.

Она мне очень нравилась. В этой книге я нечасто отзываюсь о знакомых одобрительно, так что читатель не обвинит меня в предвзятости. Близкое общение и внимательное наблюдение открывали в Полине искренность, душевную тонкость и ум, поэтому я относилась к ней с глубокой симпатией. Поверхностное восхищение могло бы проявиться открыто, мое, однако, оставалось спокойным и незаметным.

– О чем-то хотите спросить? Не бойтесь, говорите.

Зардевшись до корней волос, Полина опустила глаза, но все же сумела выдавить:

– Люси, мне важно ваше мнение… о докторе Бреттоне. Пожалуйста, скажите, если знаете: какова у него репутация и склонности…

– Репутация доктора выше всяческих похвал, и вполне заслуженно.

– А характер? Расскажите об этом – вы ведь хорошо его знаете?

– Очень хорошо.

– Знаете, каков он дома, видели, как относится к матушке. Какой он сын?

– Прекрасный: надежда и утешение матушки, гордость и радость.

Полина держала меня за руку и каждое доброе слово неосознанно сопровождала легким пожатием.

– А чем еще хорош доктор Бреттон?

– Он истинный джентльмен: великодушный и благородный, – его доброта распространяется на всех, независимо от социального статуса или вероисповедания.

– Да, папины друзья говорили о нем то же самое, а еще рассказывали, что бедных пациентов он лечит бесплатно в отличие от своих черствых самовлюбленных коллег.

– И это правда: однажды он разрешил пойти с ним, так что я видела все сама.

Полина подняла глаза, и взгляд ее осветился нежной благодарностью. Она собиралась еще что-то сказать, однако, похоже, усомнилась в уместности продолжения разговора. Уже стемнело, в камине остались лишь красные угли, но мне казалось, что ее это только радовало, поскольку позволяло скрыть смущение.

– Как спокойно и уютно! – заметила я, чтобы ее поддержать.

– Да, наверное: вечер тихий, и никто нас не потревожит – сегодня папа обедает в гостях.

Завладев моей рукой, Полина принялась играть пальцами, то украшая их своими кольцами, то обвивая прекрасными локонами, потом прижала ладонь к горячей щеке, откашлялась, хотя голос и так оставался чистым, как у жаворонка, и произнесла:

– Должно быть, вам кажется странным, что я говорю о докторе Бреттоне, задаю много вопросов, проявляю интерес, но…

– Ничего странного, вполне естественно: он же вам нравится.

– А если так, – продолжила она поспешно, – достаточная ли это причина, чтобы говорить о нем? Наверное, считаете и меня взбалмошной, как кузина Джиневра?

– Если бы я находила в вас хотя бы малейшее сходство с мадемуазель Фэншо, то не сидела бы здесь, наслаждаясь беседой, а давно вскочила бы и прочитала вам длинную скучную лекцию, так что продолжайте.

– Я и собираюсь, – ответила Полина с вызовом. – Что же еще, по-вашему?

Сейчас она напомнила мне маленькую Полли из Бреттона: обидчивую и раздражительную.

– Если бы доктор Джон нравился мне так, что была бы готова умереть от своего чувства, даже это не дало бы права нарушить ваше молчание, Люси Сноу, – горячо возразила Полина. – Вы это знаете, как и то, что стали бы презирать меня, утрать я самообладание и начни ныть.

– Верно, потому что не считаю достойными уважения тех, кто хвастает победами или жалуется на поражения. Но вас, Полина, искренне готова выслушать, так что поведайте все, что считаете нужным, так что прошу вас.

– Вы любите меня, Люси?

– Да, Полина, люблю.

– А я люблю вас. Общение с вами мне всегда доставляло радость, даже в детстве, когда была непослушной, надоедливой девочкой. Мне так нравилось тогда обрушивать на вас свои капризы и прихоти, а сейчас хочется доверять тайны. Так что слушайте, Люси.