Внезапно умолкнув, профессор поднял голову, в тот же миг я повторила его движение, и мы оба посмотрели в одну точку: на высокое дерево, нависшее над большой беседкой. Оттуда донесся странный, необъяснимый звук, как будто естественное существование дерева подверглось испытанию, а крона всей массой обрушилась на массивный ствол. Ветра почти не было, но мощное дерево содрогалось в конвульсиях, в то время как кусты вокруг стояли неподвижно. Несколько минут продолжалась борьба дерева с самим собой, а потом, несмотря на темноту, я заметила, как от ствола отделилось что-то черное и более плотное, чем тень ветвей. Наконец агония стихла. Чем же закончились родовые муки? Что за дриада появилась из плоти дерева? Мы сосредоточенно смотрели. Внезапно из дома донесся колокольный звон – призыв к молитве, – и в тот же миг из беседки на нашу аллею вышло привидение в черно-белом одеянии. Мимо нас быстро, словно в сердитой спешке, проскользнула монахиня! Никогда еще мне не доводилось видеть ее так ясно. Она выглядела высокой, а двигалась стремительно, почти яростно. Зарыдал ветер, полил холодный дождь. Так ночь отозвалась на ее появление.
Глава XXXII
Первое письмо
Пришла пора рассказать, как обстояли дела у Полины Мэри Хоум де Бассомпьер. На некоторое время мое общение с обитателями роскошного отеля «Креси» прервалось из-за их отсутствия: месье и мисс Бассомпьер посвятили несколько недель путешествию по Франции и жили то в провинции, то в столице.
Как-то теплым днем я гуляла по тихому бульвару, наслаждаясь мягким апрельским солнцем и довольно приятными размышлениями, и вдруг увидела: посреди широкой, ровной липовой аллеи остановились три всадника: джентльмен средних лет, юная леди и молодой красивый мужчина, – словно для того, чтобы обменяться приветствиями. Манеры леди отличались грациозностью, амазонка и аксессуары радовали взгляд элегантностью, а внешность восхищала изысканностью и благородным достоинством. Вглядевшись повнимательнее, я почувствовала, что знаю этих людей, а подойдя поближе, поняла, что не ошиблась: граф Хоум Бассомпьер собственной персоной с дочерью и доктор Бреттон.
Каким воодушевлением светилось лицо Грэхема! Какую глубокую, горячую и в то же время сдержанную радость оно выражало! Сочетание обстоятельств одновременно привлекало и сковывало, возбуждало и подавляло доктора Джона. Жемчужина, которой он восхищался, сама по себе обладала огромной ценностью и безупречной чистотой, однако он не относился к тем легковерным личностям, которые готовы созерцать лишь сокровище, забывая об оправе. Если бы он встретил Полину в таком же расцвете юности, красоты и грации, но пешком, без сопровождения и в простом платье, в образе простой работницы, почти гризетки, то всего лишь счел бы ее хорошенькой, мысленно одобрил приятность черт и легкость движений, но не был бы покорен и завоеван, не попал в сердечную зависимость без ущерба и даже с пользой для собственной мужской чести. Доктор Джон соединил в себе черты человека глубоко светского: собственного удовлетворения ему не хватало; требовалось одобрение общества. Мир должен был восхищаться его поступками, иначе он считал их неудачными и тщетными. Его властительница должна была обладать всеми видимыми достоинствами: печатью благородного происхождения и воспитания, надежностью бережной и авторитетной защиты, а также всеми свойствами, которые диктует Мода, покупает Богатство и одобряет Вкус. Эти условия выдвинул его дух, прежде чем покориться, и здесь они присутствовали в полной мере. В эту минуту гордый, исполненный страсти, но робкий доктор Бреттон признал Полину прекрасной дамой своего сердца, и глаза ее сияли мягкой улыбкой чувства, а не высокомерным сознанием собственного могущества.
В следующее мгновение я поняла, что они прощались. Грэхем промчался мимо меня, едва ощущая землю под копытами своего коня и не замечая ничего вокруг. Как же он был красив сейчас: пылкое осознание цели придало чертам новую энергию.
– Папа, это же Люси! – донесся до меня звонкий девичий голосок. – Люси, дорогая Люси, скорее идите сюда!
Я поспешила подойти. Полина подняла вуаль и наклонилась в седле, чтобы меня поцеловать.
– Собиралась завтра вас навестить, но теперь лучше приглашу к себе!
Она назвала время, и я безропотно согласилась.
Следующим вечером я пришла в «Креси», мы с Полиной закрылись в ее комнате. Во время последней встречи разговор шел о притязаниях Джиневры Фэншо, а сейчас она хотела поделиться впечатлениями от долгого путешествия. Без посторонних Полина рассказывала воодушевленно и подробно, ярко и убедительно, однако благодаря простоте выражения и чистоте мягкого голоса никогда не казалось, что она слишком многословна или очень быстро говорит. Мое внимание вряд ли истощилось бы в ближайшее время, однако она сама захотела сменить тему и скоро закончила рассказ. Причина столь резкого завершения выяснилась не мгновенно: последовало молчание – беспокойное, но не лишенное признаков задумчивости, – наконец Полина повернулась ко мне и застенчиво, умоляюще проговорила: