Я же торопливо спрятала рукоделие, ножницы, наперсток и несчастную красную коробочку в стол и бросилась наверх. Уж не знаю, испытал ли месье Эммануэль жар и гнев, но о себе честно скажу, что едва не сгорела.
И все же, просидев на краю кровати около часа в странном эфемерном раздражении, вспоминая его слова, взгляды, манеры, я начала улыбаться. Сцена показалась забавной и даже комичной. Вот только было немного жалко, что так и не удалось вручить подарок. Очень хотелось порадовать месье, однако судьба распорядилась иначе.
Во второй половине дня я вспомнила, что стол в классе ни в коем случае не представляет собой надежного места хранения. Кроме того, решила спрятать коробочку из-за нацарапанных на крышке инициалов «П. К. Д. Э.» (Поль Карлос Давид Эммануэль – так звучало полное имя профессора, ведь иностранцам зачем-то необходимо иметь длинную цепочку крестильных имен), поэтому спустилась в класс.
Комната отдыхала в тишине и покое. Дневные ученицы разъехались по домам, пансионерки вышли на прогулку, учительницы – все, кроме дежурной – отправились в город с визитами или за покупками. Учебные помещения пустовали, как и большой зал с подвешенным в центре огромным торжественным глобусом, парой многорожковых люстр и почтенным роялем – сейчас, в будний день, закрытым и молчаливым. Увидев дверь первого класса приоткрытой, я удивилась: обычно после занятий эту комнату запирали, а собственными ключами обладали лишь две обитательницы дома: сама мадам Бек и я. Еще большее удивление вызвали очевидные, хотя и смутные, признаки жизни: шаги, звуки отодвигаемого стула и открываемого ящика стола.
После мгновенного размышления я решила, что мадам Бек проверяет свои владения. Приоткрытая дверь позволила проверить справедливость предположения. Я заглянула. И что же? Увидела вовсе не шпионское одеяние мадам – шаль и чистый чепчик, – а темный костюм и темную, коротко остриженную мужскую голову. Этот человек сидел на моем стуле. Оливковая рука открыла ящик, а нос уткнулся в мои бумаги. Не составляло труда узнать нарушителя даже со спины. Церемониальный наряд уже сменился обычным, заляпанным чернилами пальто, а своенравная феска лежала на полу, словно выпав из преступно деятельной руки.
Я уже давно заметила, что месье Эммануэль чувствовал себя в моем столе не менее свободно, чем в собственном бюро: поднимал и опускал крышку, ворошил и снова приводил в порядок содержимое, действуя почти так же уверенно, как я сама, даже не пытаясь скрывать факт вторжения, оставляя очевидные, несомненные признаки самовольного присутствия, – однако до этого момента я ни разу не заставала его на месте преступления. Как ни старалась, не могла поймать момент нарушения границы. В оставленных на ночь ученических тетрадях невидимый домовой добросовестно исправлял ошибки; проявлял причудливую, но благую волю приятными свежими сюрпризами: между старым словарем и потрепанной грамматикой магическим образом появлялась интересная современная книга или классическое произведение, зрелое и сладкое в своем почтенном возрасте. Из рабочей корзинки вдруг выглядывал модный любовный роман, а под ним прятался новый памфлет или журнал, в то время как вчерашнее чтение исчезало. Источник этих сокровищ не оставлял сомнений: даже в отсутствие прочих доказательств одна предательская особенность снимала все вопросы – запах сигар. На первых порах я приходила в ужас: с грохотом распахивала окна и брезгливо, двумя пальцами, вытаскивала греховные брошюры на свежий воздух, – но однажды раз и навсегда избавилась от снобизма. Случилось так, что месье застал меня за проветриванием книги, понял значение процесса, мгновенно завладел неугодным экземпляром и собрался швырнуть его в печь, но поскольку книга очень меня заинтересовала, я проявила неслыханное проворство и спасла том, выхватив из злонамеренного плена. Однако больше рисковать я не посмела, хотя так ни разу и не увидела эксцентричное, дружелюбное, предпочитающее сигары привидение в действии.
И вот наконец свершилось: домовой собственной персоной сидел на моем стуле, а из губ его вился голубоватый дымок индийской роскоши. Да, читатель! Он курил в мой стол, чем себя и выдавал. Возмущенная своевольным поведением и в то же время обрадованная возможностью удивить пришельца (наверное, с таким же смешанным чувством хозяйка обнаруживет в своей кухне странного маленького помощника), я неслышно подкралась, остановилась за его спиной и осторожно заглянула через плечо.
Представьте, как дрогнуло мое сердце. После утренней враждебности и оскорбившей чувства, ранившей душу небрежности с моей стороны готовый все простить и забыть месье Поль принес два превосходных тома, название и авторство которых гарантировало интересное чтение. Сейчас, склонившись над столом, он перебирал содержимое ящика, однако работал бережно, осторожно, слегка нарушая порядок, но не причиняя вреда. Гнев мой растаял. В эту минуту, незаметно наблюдая за профессором Эммануэлем, пока тот сидел в забытьи, не помня обиды и желая только добра, я не испытывала к нему ни тени неприязни.