Виланд

Лидия потерла переносицу и осторожно поводила головой из стороны в сторону, разминая усталую шею. Глянув на часы, она поняла, что просидела в архиве уже больше трех часов. Приглушенный свет, поначалу казавшийся приятным, изрядно утомил глаза. Она прикрыла веки, размышляя над тем, что ей удалось выяснить: бабушка Валентины в возрасте семнадцати лет была угнана на принудительные работы в Германию. Уже в рейхе ее отправили в лагерь по доносу фермера, у которого она работала. Каким-то чудом ей удалось пережить заключение в Аушвице и дождаться завершения войны. После освобождения она попала в фильтрационный лагерь в Кемптене, где была установлена ее личность, затем вместе с партией других бывших узников вернулась в СССР.

Лидия еще раз посмотрела на имя, которое выписала, и бессознательно обвела его несколько раз: К. Лозовская.

•••

Я с трудом дождался окончания праздников. Время, проведенное с отцом, выматывало сильнее службы. Но что самое поразительное, это было молчаливое время. Мы больше не вступали в перепалки, предпочитая ограничиваться краткими замечаниями по нашему быту. И тем не менее мне по-прежнему было тяжело с ним под одной крышей. Возможно, потому, что он в чем-то оказался прав, но даже и не думал указывать мне на это. Просто спокойно поглядывал из-под своих кустистых бровей, будто ждал, что я сам что-то скажу о происходящем. Но я скорее откусил бы себе язык, чем вступил бы с ним в еще один затяжной диалог.

Возвращаясь обратно в Ораниенбург, я распечатал очередное письмо от Эйхмана.