Виланд

– Куда их повезут? – спросил я, глядя в заднее окно на отставший грузовик.

– В Жуховский лес, тут недалеко, километра четыре.

Дальше ехали молча. На одном из ухабов машину подкинуло, и я сильно прикусил губу. Ланс бросил на меня быстрый взгляд.

– Кровит.

Я уже и сам чувствовал вкус крови на губах. Платка не было. Я осторожно утер рот тыльной стороной ладони. Через несколько минут мы остановились возле охранного поста, Ланс вновь предъявил документы, и мы въехали на участок, обнесенный высоким забором. Машина остановилась, но выходить мы не стали. Ждали грузовик.

– Сосен и так много, укромно, но велено насадить еще молодняка, чтоб было густой стеной, – проговорил Ланс.

Вскоре показался грузовик. Ланс проехал немного вперед и встал плотнее к краю дороги, чтобы фургон мог нас объехать. Он проехал метров на двадцать дальше нас и тоже остановился, но мотор продолжал работать. Из кабины показалась голова шофера; вытянув шею, он начал медленно сдавать назад. Я вышел и подошел ближе, только сейчас увидев края вытянутой ямы, к которой подкатывал грузовик.

– Шульц – толковый парень, – проговорил Ланс, встав рядом, – всегда подкатывает к самой кромке, чтоб разгрузка быстрее шла.

Заглянуть в яму я не успел. Шофер уже выпрыгнул из грузовика, обежал его и ловким движением распахнул двери.

7 декабря 1993. Свидание № 9

Валентина смотрела в стаканчик, который бережно держала двумя руками, будто грела ладони.

– Вкусное молоко, спасибо, и мед хороший. Я разбираюсь, у родителей первого мужа пасека своя была… Считай, наша аптека – и прополис, и мед, и перга, любую заразу тем лечили… – И, будто бы что-то вспомнив по случаю, она вдруг резко перевела заинтересованный взгляд на Лидию. – А вот представь, к тебе приходит человек и заявляет, что в лаборатории изучили состав натурального меда и воспроизвели его точную синтетическую копию, и суррогат этот, значит, ничем не хуже. А, наоборот, дешевле, да и производство проще, а известные химики в один голос кричат тебе о его полезности. И светит феноменальная прибыль, если пустить это в дело. Удержалась бы ты от того дела? Тем более в твоей власти, чтобы народ кинулся покупать у тебя «полезный» продукт. Осталось лишь начать делать барыши. Именно так ведь они и делаются.

И, к полнейшему удивлению Лидии, Валентина вдруг хихикнула. Как-то гортанно, чуть ли не всхрюкнув.

– Но вместо этого ты возмущаешься, – воодушевленно продолжила она, – и отметаешь подобную мысль! Тебя даже злит, что кто-то хочет заменить натуральное синтетическим и впихнуть это людям. Тебя вообще злит употребление консервантов, красителей, усилителей вкуса, а главное, потуги производителей и рекламщиков выдать это за полезный продукт и накормить этим народ. Тебя серьезно беспокоит, что люди отказываются от натуральных продуктов, которые дает земля, в пользу рафинированного и консервированного. Ты хочешь на законодательном уровне утвердить количество качественной муки, которую пекари обязаны использовать при приготовлении хлеба, чтобы народ получил все ценные компоненты натурального зерна, потому как знаешь, что питание, навязанное промышленными концернами, которые гонятся лишь за барышами, приведет к запору нации в лучшем случае, а в худшем и к нервным расстройствам, проблемам с пищеварением, раннему старению и преждевременной смерти. Но кого волнует национальный запор, когда на кону такая выгода, так ведь?

Валентина смотрела с улыбкой на Лидию, но та не понимала, к чему вела ее подзащитная.

– А его, видишь ли, волновало и это, и то, какого черта в больницах пациентов с больным кишечником кормят ливерной колбасой, консервами и квашеной капустой. Он, видишь ли, сокрушался, что вся система дала сбой.

– Да о ком ты говоришь, в конце концов?

– О Генрихе Гиммлере.

И Валентина сделала паузу, дав Лидии время соотнести все то, что она сказала раньше, с произнесенным именем.