Виланд

– Это не для отчета. Политика переселения фольксдойче не мой вопрос. Просто любопытно мнение обывателя на местах, так сказать.

– В жилищных управлениях сейчас бардак. У одних отбираем квартиры, отдаем другим, новым немцам, как их сейчас называют, да только в них немецкого ни черта и нет. Недавно вывезли партию «поляков», – Ланс саркастично усмехнулся, выделяя слово, – говоривших на чистейшем немецком, а вместо них заселили переселенцев из Волыни, признанных фольксдойче. Думаете, хоть кто-то понимал их тут? Дети и вовсе шарахались от них в стороны. Эти «фольксдойче», – еще один едкий смешок, – ходили в огромных меховых шапках и в таких же мохнатых накидках из овечьей шерсти, пещерные люди ни дать ни взять. Так некоторые из них еще и носы воротили, мол, там, откуда приехали, условия у них лучше были. Многие прямо говорят, что их обманули: обещали переселить в Германию, а отправили в Польшу.

– Отныне эти земли – часть рейха, – заметил я, – так что юридически никто их не обманывал.

– Плевать они хотели на «юридически», им подавай старый рейх, туда они надеялись попасть, соглашаясь на переселение. Сами-то по-немецки не способны связать и двух слов, а уже выбирают. Ударило, видать, в голову осознание принадлежности к нам. – Ланс улыбнулся. – В дальних районах и вовсе целые деревни выселяют для этих новых немцев. Да только разве ж они немцы?

– Есть какие-то критерии, определяющие…

Ланс засмеялся.

– В этих критериях – кто поляк, а кто немец – сам черт ногу сломит. У нашего гауляйтера Грайзера[119] не забалуешь, каждого под лупой рассматривают, а в соседнем гау[120], у гауляйтера Форстера[121], просто распространили какие-то листы – кто их подписал, тот и немец. Поляки не дураки, все подписались, в итоге мало того что остались, так еще и льготы на жратву получили и разрешение на учебу.

– Так где, по-вашему, эта политика реализована грамотно, – спросил я, – в вашем гау или у гауляйтера Форстера?

Не отрывая взгляда от дороги, Ланс пожал плечами:

– И там и там ерунда. У нас строго до такой степени, что прогоняем хорошие семьи с настоящим немецким укладом, а там остаются явные поляки. А всё отсутствие четких указаний сверху. – Он снова опасливо покосился на меня в зеркало, но, увидев, что я не обратил на его замечание никакого внимания, весело продолжил: – В итоге недовольны все, а больше всего в Генерал-губернаторстве. – Ланс снова засмеялся.

– Что вы имеете в виду?

– А куда ж мы их переселяем? Сейчас всех поляков отправляют туда, поезда каждую ночь уходят, вот генерал-губернатор Франк и недоволен. Оно и понятно, соразмерность-то не в их пользу: только за прошлый год перегнали больше миллиона поляков, а на их место в два раза меньше фольксдойче. Говорят, их там уже селить некуда и кормить нечем, а ничего не поделаешь, не евреи ведь… Вот их просто и вытряхивают из вагонов, а там никому до них и дела нет.

Я задумчиво смотрел на проносившиеся мимо пейзажи. В отчетах все виделось по-другому. Этническим немцам, которые возвращались в свою страну, необходимо было пространство для жизни, и логично, что его должны были освободить те, кто не имел на него никакого права. Но по всему выходило, что на местах так окончательно и не разобрались, кто право имел на самом деле, а кто пользовался им незаконно. А потому выходило, что политика эта реализовывалась… ради самой политики.

Впереди показались какие-то постройки. Ланс кивнул на них и снова заговорил:

– Там сейчас всем руководит гауптштурмфюрер Ланге, но мы его не застанем, он в отъезде. Руководитель толковый, за короткий срок привел тут все в порядок, и процесс пошел. Видели бы вы, в каком запустении был замок, когда мы сюда только прибыли, но теперь ничего. Сносно. В нем их и собирают. – На этих словах он замялся, словно опять произнес что-то неловкое.

– Кого их? – Я разглядывал деревню, к которой мы приближались.

– Евреев. – Ланс скосил на меня быстрый взгляд, затем снова уставился на дорогу.

Я кивнул, зная, что он продолжает поглядывать в зеркало заднего вида.

– Расскажите подробнее, – попросил я.

– Везут пока своих, со всех окрестных местечек, из Бабяка, Гродзеца, Коло, Сомпольно, Домбе, Клодавы, но в управлении ходят слухи, что скоро повезут и из дальних мест.

Я кивнул.

– Да, в ближайшее время вам предстоит принять большие партии, в первую очередь из гетто Лицманштадта.

– Туда ведь еще в сентябре начали ссылать со всего рейха и протектората. Слышал, эшелоны шли один за другим, трамбовали их серьезно, и не только евреев, еще синти и рома[122]. Это ж сколько повезут…

Нахмурив лоб, он поднял глаза кверху, пытаясь что-то прикинуть в уме.

– Сейчас во всех гетто дела обстоят не лучшим образом, – заметил я. – Откровенно говоря, ситуация уже критическая. Скученность большая, нехватка продовольствия еще больше, медикаменты отсутствуют полностью, все это вылилось в эпидемии, и они могут вырваться за границы гетто, если мы не примем меры. Поэтому да, повезут много.

Ланс со вздохом кивнул.