Читаем Виланд полностью

– Да, подобные резервации избавили бы нас от многих проблем, но для нынешнего времени это слишком масштабный проект, учитывая цифры, с которыми нам предстоит работать. Эйхман действительно прорабатывал подобный план и в свое время даже получил от Гейдриха добро на него. Тогда австрийских евреев начали отправлять куда-то в район Ниско[115], если не ошибаюсь, но никто не соизволил договориться об этом с Франком, который был совершенно не готов да и, откровенно говоря, увидел во всем этом посягательство на свои губернаторские полномочия и пожаловался в Берлин. А ведь тогда успели переправить всего каких-то пять тысяч евреев, даже не знаю, где они сейчас, говорят, их прогнали в сторону границы с Советами и запретили возвращаться назад. Послушайте меня, голова Эйхмана – это кладезь бредовых идей, не советую к ним прислушиваться. Думаю, вы слышали и про его Мадагаскарский прожект?[116] – Я едва заметно кивнул. – Подумать только, в разгар войны, когда вся техника на счету, он предложил переправить кораблями почти четыре миллиона евреев через Атлантику, которая почти целиком под контролем британского флота!

– Я слышал, что поляки и французы собирались провернуть нечто подобное.

– Вот именно. Нашел у кого воровать идеи. Итак, – он захлопнул папку и поднялся, – что и требовалось понять, для них нет места. Нигде. Нет территорий, готовых принять их, потому иного решения не существует, по крайней мере пока.

Я тоже встал. Мы направились к двери.

– Вам необходимо отправиться с инспекцией в Кульмхоф. Там уже все началось. Выполнением занимается команда гауптштурмфюрера Герберта Ланге. Они пока единственные, у кого есть необходимое оснащение.

– Для чего? – озадаченно спросил я и тут же подосадовал на себя за откровенную глупость.

Он недовольно посмотрел на меня:

– Не дурите. Пока используют газвагены. В данный момент уже строят стационарную камеру в Бельзене, но она заработает не раньше весны, поэтому нужно убедиться, что у них пошло дело с грузовиками. Расстрелы – гиблый номер, учитывая масштабы, которые нас ожидают, нерационально, нерентабельно да и слишком губительно для психики. Иное решение этого вопроса уже давно напрашивалось.

Я давно слышал про использование выхлопных газов, но не знал, что метод уже поставили на поток.

– Нам нужно подготовить собственный отчет для штаба рейхсфюрера, поэтому разузнайте все подробно. От четвертого отдела ответа не дождешься, они там сами ни черта не знают. Хотя, казалось бы, кому, как не Эйхману… Впрочем, ему сейчас не до того. Как это ни удивительно, но именно на него ложится организация всего процесса депортации. Думаю, мне не стоит напоминать вам, что планируемые мероприятия должны содержаться в строжайшей тайне. В отчетах и донесениях не должны фигурировать такие слова, как «уничтожение», «убийство», «казнь», «ликвидация», это ясно?

Я озадаченно посмотрел на него. Он вздохнул.

– Используйте вот это… – Он вернулся к столу и снова заглянул в бумаги. – «Окончательное решение» или «специальная обработка».

Я вскинул руку и вышел из кабинета.

Было крайне сложно сдержать радостную улыбку. Командировка, наконец-то! Я был счастлив вырваться из своего захламленного кабинета на свежий воздух.

Кульмхоф находился в рейхсгау[117] Вартеланд. Мне было приказано явиться в Лицманштадт[118] в местное управление гестапо. Там мне дали расписку о неразглашении, формуляр был уже заполнен, мне оставалось лишь поставить свою подпись.

– Теперь такой порядок, – словно извиняясь, проговорил сотрудник управления, – после того, как пришло распоряжение об… да вы и сами в курсе, раз едете туда.

Я кивнул, не вдаваясь в подробности. После этого мне выделили сопровождающего – улыбчивого роттенфюрера Ланса. Когда мы сели в машину, он объявил, что нам предстоит проехать еще семьдесят пять километров на северо-запад.

В пути я с интересом разглядывал деревья и поля, убранные и покрытые снегом. К счастью, несмотря ни на что, уборка земель проходила по расписанию. Я с трудом поборол в себе желание попросить Ланса остановиться, чтобы выйти из машины, постоять, посмотреть, вдохнуть полной грудью морозный воздух. Ничего, еще успею в Кульмхофе, к тому же, как мне сказали, там был какой-то старинный замок, есть что посмотреть. Командировка!

– Мы-то по привычке называем лагерь Хелмно, как местные, – заговорил Ланс, – но в документах и отчетах исключительно Кульмхоф. Хотя иной раз и Лицманштадт случайно назову Лодзью.

– Вы родом из этих мест? – Я оторвался от созерцания пейзажа и посмотрел на него.

– Нет, что вы. – Он тут же замотал головой, будто я уличил его в чем-то постыдном, потом обернулся и, словно извиняясь, торопливо добавил: – Мать у меня отсюда, прожила лет до семнадцати, пока отца не встретила и не уехала. Теперь-то оно и к лучшему, что уехала. – Он умолк, но ненадолго. – Впрочем, сейчас все куда-то едут. Переселяют, знаете же? Ерунда, конечно…

– Почему вы так думаете? – спросил я.

Ланс покосился на меня в зеркало, я ободряюще кивнул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза