– Звукоизоляция хорошая, к тому же в первой комнате на полную орет патефон. Ожидающие своей очереди ничего не слышат, а если иной раз кто-нибудь и услышит, так решит, что почудилось. Они поступают уже в том состоянии, когда их сознание совершенно спутано. Голодные, оборванные, оглохшие, многие ранены, идут в бараки, качаются, а там вповалку на голый пол, потом два-три дня без жратвы. Да такие уже ничего не соображают. – Он пожал плечами. – В любом случае этот станок – отличный пример того, сколь велики возможности изобретательного человека, у которого есть цель, но нет лишней сентиментальности.
Я вдруг понял, что курю уже третью сигарету подряд.
– Цирайс[109] из Маутхаузена взялся соорудить у себя нечто подобное. Кох[110] в Бухенвальде, говорят, уже заканчивает такой же механизм. В Гросс-Розене перешли к инъекциям синильной кислотой. Когда про наш станок узнали в других лагерях, пошла инициатива на местах. Везде, только не в Дахау. Ваши по-прежнему возят на открытое стрельбище в Хебертсхаузене. Ставят партиями и косят беспорядочным огнем, а остальные видят это и начинают выть на всю округу и сопротивляться, конечно же. И кому это надо, скажите мне? Вот увидите, долго эти бойни не смогут продолжаться, у охранников попросту начнет ехать крыша, никакой разум не выдержит таких психологических нагрузок. Это поначалу кажется, что нет тут ничего сложного: берешь и просто спускаешь курок, и все… Это не так. Все гораздо сложнее… Видишь их перекошенные ужасом лица, слышишь их мольбы о пощаде, проклятия… Какая бы подготовка ни была у парней, невозможно полностью абстрагироваться от всего этого. Рано или поздно вашей лагерной администрации придется подумать в этом направлении и начать осваивать более… современные, скажем так, методы, чтобы не делать из наших парней психов. Я уж не говорю об экспериментах типа видмановского[111] в Минске. Крайне неудачный по всем параметрам.
– К сожалению, я ничего об этом не слышал, – выдавил из себя я.
– Не в курсе? Доктор Видман, он из Института криминологии, просто взорвал группу психов, выделенных ему для испытаний. Их загнали в какой-то блиндаж, заложили динамит и рванули. Только представьте: раненые полезли из-под обломков, мозги, кишки и другие части на ближайших деревьях… Омерзительно. Дистанцировались, нечего сказать.
– Думаю, не существует способа, который бы мог…
– Не скажите, – перебил он, покачав рукой с дымящейся сигаретой, – я, знаете ли, глубоко интересуюсь темой и слежу за изысканиями в этом направлении. Вот в Могилёве, это в Белоруссии, опять же в психиатрической больнице работали с угарным газом. Ошибка была в том, что они изначально использовали легковую машину, но когда подогнали грузовик с мощным мотором, то эксперимент завершился вполне успешно: когда помещение вскрыли, все были мертвы. Но тут, конечно, вызывает нарекания вопрос времени. И в этой связи меня заинтересовали опыты в одном из лагерей. Чувствую, – выпустив дым, он подался вперед, глядя мне прямо в глаза, – там случится настоящий прорыв. Они уже сообщают об ошеломляющих результатах, способных в корне изменить подход к уничтожению врага.
– Что за лагерь?
– Аушвиц, слышали?
– Что-то слышал, – произнес я, затушил сигарету и встал. – Прошу меня простить, нужно возвращаться к работе.
Неожиданно я получил письмо от Ульриха Коха. Вот уж от кого действительно не ожидал. На бумаге он был более словоохотлив, нежели в жизни: