Пожалуй, с Амадэем я сделала именно это – наконец-то отпустила контроль, наконец-то перестала себе запрещать чувствовать, влюбляться, ощущать себя женщиной двадцать четыре на семь. С ним я позволила себе то, чего не позволяла со многими другими.
Почему? Я пока сама не знаю ответа на этот вопрос. Мне кажется это у Мэда в крови – он способен очаровать и заговорить всех, от сварливой бабки до какого-нибудь мирового лидера. Про таких говорят «он чертовски обаятелен», «у него подвешен язык», но я не считаю это недостатком, даже, несмотря на то, что он часто прибегает к легким манипуляциям.
Например, часто акцентирует внимание на том, что я бываю слишком холодна и закрыта, и тем самым, заставляет меня «очнуться» и включить внутри себя игривую кошечку.
Женственную, ласковую, манкую…с ним я могу быть такой, могу быть разной, и чувствую в ответ тотальное принятие моего тела, моего голоса, моего запаха, моей чувственности. С ним я раскрываюсь, как женщина, подобно завядшему цветку, который оживили волшебной водой, и он раскрылся невероятным и благоухающим бутоном.
Хочется всегда быть раскрытым бутоном, хочется всегда ощущать себя этим особенным цветком, что поливают водой, любят, и никогда не оставят.
Я влюблена в Амадэя. И глупо было бы это отрицать…и(и,) пожалуй, я в жизни, никогда не была влюблена так сильно.
Но является ли влюбленность глубоким чувством…? Способна ли она им стать, перерасти в любовь? И что такое любовь? Мне двадцать восемь, а я вдруг четко и ясно осознаю, что не нашла для себя определение любви.
– Ну, может хотя бы по пляжу прогуляемся, а? – канючу я, наблюдая за тем, как Мэд опускается в джакузи вслед за мной.
– А ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? – сгребая меня в охапку, он тянет к себе, обнимая со спины. Откидываю голову ему на плечо, ощущая, как Мэд касается своим носом моего. Как всегда, он ощущается таким большим и сильным.
– У тебя тест положительный, женщина, имей совесть. Не стоит бедных Балийцев заражать, здесь медицина не как в Дубае. К тому же, нам хорошо вдвоем, никто не беспокоит. Если карантин, то только такой, – настаивает на изоляции Мэд. Хотя трудно назвать это таким словом, учитывая, что у нас есть терраса с джакузи на открытом воздухе.
– Мы сидим дома уже неделю. Я скучаю по скутеру, по интересным местам острова, по атмосфере местных кафе и по свежей веганской еде.
– Хочешь, сделаем веганский ужин вместе? Малышка, ты болеешь. Тебе нужно лечиться.
– Тест ошибочный! У меня нет никаких симптомов! Ковид чертов, – ругаюсь я, возводя глаза к небу.
– Посидим еще недельку. Тебе заняться нечем? Роман пиши, ты же этого так хотела.
– Я пишу. Каждый день пишу. Но я правда, хочу на йогу, хочу к водопадам, хочу изучать остров…меня пугает эта ковидная клетка. Точнее, одна мысль о ней. А ты мне даже поблажек не даешь в виде прогулок по берегу океана, хотя очевидно, что мы никого там не заразим. Иногда мне кажется, что ты просто рад этому предлогу насильно удерживать меня здесь.
– Удерживать и трахать. О да. Это был мой коварный план, – усмехается Мэд, зацеловывая мою шею, и обнимает крепче. – Есть такое, Бель. Карантин с тобой – одна из лучших вещей, которая случалась со мной за последнее время. Главное, что ты здорова. И я не смогу удерживать тебя вечно. Через неделю, скорее всего, тест будет отрицательным.
– Я здорова, потому что уже болела. Болезнь очевидно, протекает без симптомов. А вот ты…тебя я очень боюсь заразить, Мэд. Слухи про новый штамм ходят, вдруг он даже на молодых спортсменов разрушительно действует? – выдаю свои паникерские опасения я.
– Сколько раз тебе повторять? Я привит и ничего не боюсь. Забей ты на этот вирус. Мы уже столько раз микробами обменялись, что заразили уже друг друга всем, чем было возможно, – вновь отшучивается и угорает Мэд.
– А я вот переживаю, все равно. Мой знакомый был здоров и загремел с ковидом в больницу…
– Еще одно слово о вирусе, и я тебя утоплю, – Мэд хватает меня за шею и, затыкая, целует жадно и мощно, позволяя мне обнять его за шею. Обвить под водой ногами его бедра, удобно устроиться на его коленях. Руки мужчины опускаются на мою задницу, и мы переплетаемся телами и языками, не в силах отлипнуть и оторвать друг от друга.