Верум

Мы запрыгиваем в машину, и Дэр опускает руку на мое колено. Он такой теплый, и я всеми силами пытаюсь впитать в себя это ощущение. Я откидываю голову назад, на сиденье, согреваясь в лучах яркого солнца.

Меня будит плеск волн.

– Ты уснула, – рассказывает Дэр: все это время он наблюдал за мной, – мне показалось, что не стоит мешать тебе, тебе очень нужен отдых.

Солнце уже немного закатилось за линию горизонта, ветер принес с собой колючую морскую прохладу. Мы же отправляемся бродить по берегу. Рука Дэра обвивает мои плечи, притягивая меня ближе к себе.

– Здесь я чувствую себя дома, – признаюсь я, глядя на стальные волны, разбивающиеся о песчаный берег.

– Тогда мы должны были приехать сюда раньше, – говорит он, а его пальцы легонько поглаживают мою кожу.

Свет уходящего дня мерцает в воде: на минуту или около того он становится похож на огненное пламя.

И эта минута, эта одна минута…

Столько времени это занимает.

Все обрушивается на меня, одно за другим.

Все в огне.

Сквозь языки пламени я вижу Дэра.

Он кричит.

Он очень сильно напуган.

– Я, – в голове раздается мой собственный ошеломленный голос, а затем единым потоком проносятся картины и образы.

Теперь я вижу все.

Я вижу все, что случилось, но я не могу описать это словами, это просто не укладывается у меня в голове.

Всего этого слишком много для меня одной.

Эмоции.

Воспоминания.

Страх.

Одна вспышка показывает мне, что произошло за целые годы.

Целые годы воспоминаний.

Дэр, Финн и я вместе играем. Мы все еще дети.

Мы лепим пироги из грязи и песка, купаемся в пруду, ведь каждое лето я и Финн приезжаем в Англию.

Я вижу Оливию. Я знала ее.

Длинные черные волосы, большие темные глаза.

Прямо как у Дэра.

И всегда такой нежный шепот.

– Вы не можете быть вместе, – говорила она нам, – это неправильно. Это неправильно. Ты же знаешь, что он не может уехать отсюда.

Дэр не мог уехать из Уитли.

Он не мог уехать.

Он не мог уехать.

Но он уехал.

Я четко вижу это.

Он приехал за мной, потому что я потеряла все.

И когда мы вернулись в Уитли, он тоже все потерял.

Я вижу его, держащего свою мать на руках.

Я вижу его сквозь пламя огня.

– На помощь! – кричит он, тело Оливии покоится на его руках, мертвое. – Помогите!

Но никто был не в силах помочь.

Потому что такова суть всех несчастных случаев.

– Это был несчастный случай? – спрашиваю я, когда мы стоим в усыпальнице, глядя на ее имя, высеченное в камне.

– Ты же знаешь, что нет, – отвечает мне Дэр, его голос жесткий, непоколебимый, – это мы привезли ее сюда. Это были мы. Это все мы!

Я вижу Оливию, она смотрит на меня и пронзительно кричит:

– Ты забрала его у меня! Он не был твоим! Какое право ты имела забирать его у меня?! Он не был твоим! Он мой!

Ее глаза полны безумия.

Я отлично ее понимаю.

Это она – кролик. И я тоже кролик. И мы обе безумны.

Я вижу, как задние фары ее машины удаляются от дома.

Я вижу огонь.

Я вижу Дэра.

Я открываю глаза, и мне больно.

– Это из-за нас твоя мама сорвалась с утеса Семь Сестер.

В глазах Дэра миллион переживаний, которых я никогда раньше там не видела, он переживает невообразимое страдание. Он кивает:

– Да.

– Ты считаешь, что это моя вина? – спрашиваю я, чувствуя, как каждое слово буквально царапает мне горло, внутри меня закипает отчаяние.

– Нет.

– Ты потерял свою маму, а я потеряла свою. И это случилось в две разные ночи. Это были разные моменты.

Я слышу ужас в своем голосе, потому что все это просто не укладывается в моей голове. Все мои воспоминания перемешались, теперь все кажется бессмысленным, я ничего не понимаю.

Дэр кивает:

– Да, это были два разных момента. И произошло это в две разные ночи.

– Вся наша семья проклята, и мы должны платить за грехи наших отцов, – говорю я, приходя в полное замешательство, вспоминая слова Сабины, – но в конце концов все умрут, только тогда проклятие потеряет силу.