Верум

Проводя по стенам кончиками пальцев, я обхожу комнату кругом, приветствуя своих предков, почивших здесь в абсолютном безмолвии.

Оно настолько громкое, что от него почти звенит в ушах.

Из-за щели в открытой двери на пол ложится длинная полоса света, и пока я погружаюсь в разглядывание этого яркого лоскута на земле, до меня доносится шепот:

– Калла.

Я резко оборачиваюсь назад, но не нахожу там ровным счетом никого.

Мурашки пробегают по моей спине, а руки покрываются мурашками, когда я оглядываю каждый уголок пустынной комнаты. Все люди, что лежат здесь, давно мертвы.

Но… этот шепот был слышен очень ясно в оглушительной тишине.

Я слышу голоса.

Этот факт не на шутку меня пугает, но это далеко не самое страшное: ужаснее то, что он кажется мне до боли знакомым.

Он напоминает мне голос моего брата.

Но этого не может быть. Он мертв, и я это отлично знаю. Да, я часто рисую наше с ним общение у себя в голове, но в такие моменты даже я знаю, что все происходящее нереально.

– Кто здесь? – зову я, отчаянно желая, чтобы мне кто-нибудь ответил, чтобы со мной заговорил хоть кто-то живой и настоящий.

Но никакого ответа я не получаю.

Конечно же, нет.

Я здесь одна.

Касаясь ладонью стены, я пробую сделать глубокий вдох. Не могу же я быть настолько сумасшедшей. Это один из моих самых жутких кошмаров, если не считать потери брата.

Мой взгляд цепляется за какое-то движение.

Лепестки гвоздики и траурные цветки лилий, белые и красные, разметались по полу. Похоронные цветы.

Я встревоженно вглядываюсь в них, а затем наклоняюсь, чтобы прикоснуться. Один лепесток я пропускаю между пальцев, ощущая его бархатисто-мягкую текстуру. Этих цветов здесь не было еще мгновение назад. Их не было, а теперь они здесь, разбросанные по полу во всей комнате.

Они образуют линию, которая ведет меня к эпитафии, выгравированной на стене.

Адэр Филипп Дюбрэй.

Мое сердце отдается оглушительными ударами в висках, сквозь меня словно проходит мощный электрический разряд, когда я провожу пальцами по свежевыгравированным буквам.

Этого здесь тоже не было.

Что за чертовщина?

Я жадно втягиваю воздух в легкие, разглядывая свежие цветы в вазах на могиле под этим именем.

Здесь не растет мох, потому что это захоронение совсем свежее. Но Дэра не может здесь быть, потому что я видела его последний раз всего лишь прошлой ночью, с ним все в порядке, он в порядке, он в порядке.

Прикасаясь ладонями к его имени на стене, я пытаюсь разуверить себя в том, что я вижу, мое сознание наводняется картинками, образами, запахами.

Море, скалы, машина.

Кровь, скрежет металла, вода.

Дэр.

Он весь в крови.

Весь в крови.

Весь в крови.

Все охвачено огнем.

Пламя пожирает каменные стены.

Оно пытается вырваться наружу любым доступным путем.

Я задыхаюсь от угарного газа, кашель душит меня.

Жадно пытаюсь ухватить ртом хотя бы несколько частиц свежего воздуха.

А затем я моргаю, и все это исчезает.

Обе мои ладони прижаты к абсолютно чистому куску каменной стены, на нем больше нет имени Дэра.

Цветов больше нет.

Я снова одна.

Под моими ногами просто пол.

Мне трудно дышать.

Я не могу дышать.

Мне не хватает воздуха.

Я схожу с ума.

Это единственное разумное объяснение.

Я отчаянно хватаюсь за дверную ручку и вырываюсь на улицу, под яркие солнечные лучи, только подальше от мавзолея, подальше от смерти. Словно пуля, я вылетаю из дома и спотыкаюсь о камень.

– Калла.

Кто-то зовет меня по имени, и я боюсь даже поднять глаза, боюсь, что там снова никого не окажется, боюсь, что все это тоже плод моего больного воображения. Это ли то самое, через что был вынужден проходить Финн каждый день? Я тоже качусь вниз по этой скользкой дорожке? Это словно кроличья нора, я сама кролик, и я падаю в это безумие.

Но затем я вижу Дэра: он стоит посреди тропинки, высокий и сильный; я падаю в его объятия, совсем не думая о том, что мне нужно держаться от него подальше.

Его руки крепко прижимают меня к груди, от него так приятно пахнет, этот запах такой знакомый и родной, мне остается только закрыть глаза.

– Ты в порядке, – говорю я ему, но скорее убеждаю в этом саму себя, – с тобой все хорошо.

– Да, я в порядке, – отвечает он в замешательстве, а его ладонь мягко поглаживает меня по спине, – ты что-то увидела?

Да, я увидела его имя, выгравированное на камне в мавзолее, и от этого меня пробирает дрожь, я пытаюсь стряхнуть с себя эти воспоминания, выкинуть его прочь из моего сознания.

– Нет. Я… ничего не видела.

Он держит меня в своих объятиях еще несколько минут, а затем смотрит на меня сверху вниз, заправляя выбившиеся пряди моих волос за уши.

– Ты в порядке? Тебя не было несколько часов.

Часов? Как такое вообще могло случиться? Небо надо мной начинает вращаться, и единственное, что помогает мне удержаться на ногах, – это его крепкая грудь, к которой я прижимаюсь всем своим телом.

Я слышу биение его сердца, и оно колотится слишком быстро, потому что он напуган.

Его тревожит мое поведение, потому что он боится за меня, потому что он узнает все эти симптомы: ему уже доводилось видеть их раньше.