Верум

Как ни странно, я делаю именно так, как он просит, позволяя ему провести меня сквозь сады, вверх по тропинке, затем в дом и, наконец, в огромную прачечную. Он открывает шкафчик и достает оттуда большое мягкое полотенце. Снова поворачиваясь ко мне, он укрывает им мои плечи.

– Ты не привыкла к местным дождям, – говорит он, энергично обтирая мои руки, – больше не выходи на улицу по ночам. Ты не знаешь, что там может случиться с тобой.

Я предпочитаю не напоминать ему, что на самом деле дожди в Орегоне ничуть не мягче здешних, оба эти места сырые, серые и навевают тоску и что я уже давно ко всему этому привыкла. Также я не спрашиваю его о том, что может случиться со мной на улице, потому что мне совсем не хочется это знать. По крайней мере, сейчас.

– Я… эмм, – я на пару секунд замолкаю, – почему ты так мил со мной сегодня? – выдаю я. – Ведь я совсем не была милой с тобой последнее время.

– Ты просто ведешь себя так, как должна вести, – говорит он мне, а в его глазах мелькает странное выражение. – Здесь все – совсем не то, чем кажется, Калла. Просто постарайся всегда помнить об этом, и тогда у тебя все будет хорошо.

С этими словами он уходит прочь, оставляя меня в комнате совсем одну с мокрым полотенцем в руках.

По тихим коридорам я возвращаюсь обратно в свою комнату, и когда прохожу мимо окон, мне снова кажется, будто что-то воет и рычит.

Это нечто выжидает удобный момент.

Оно спит где-то во тьме.

Я не знаю, что это.

Но оно знает, кто я.

В этом я уверена наверняка.

Глава 8

Мне так одиноко!

Я понимаю, что я здесь ради собственного выздоровления, для того чтобы починить все, что сломалось, и вспомнить все, что забылось.

Но когда я остаюсь совсем одна, это невыносимо.

Я пишу еще одно письмо своему отцу и отдаю его Сабине.

Выведенные мной буквы расскажут ему о том, что я в порядке. Это ложь, но вероятно, он не догадается об этом.

Если Уитли и прячет какие-то ответы на мои вопросы, то мне все еще не удалось их найти.

Сжав в руке медальон, я обнаруживаю, что начала шептать себе что-то под нос, сама того не замечая.

«Святой Михаил, защити меня. Огради меня от того, о чем я не ведаю. Освети мне путь туда, где я должна оказаться».

Я прячу подвеску обратно под футболку, чувствую холодное прикосновение металла к коже. Эта прохлада напоминает мне о Финне, о том, что он мертв, и мое горе снова наваливается на меня всем своим весом.

Каждый раз, когда я вспоминаю об этом, с моей души срывается пластырь, и рана снова оказывается открытой, она кровоточит.

Жизнь без него – настоящая пытка, и боль пронзает мое сердце с двойной силой, когда я меньше всего этого ожидаю.

До ужина остается еще несколько часов, поэтому я праздно шатаюсь по коридорам, пытаясь хоть как-то отвлечься. Как угодно.

Я обнаруживаю старую детскую с двумя колыбельками и пугающей качающейся лошадкой. Она словно наблюдает за мной своим безжизненным деревянным глазом, пока я лениво озираюсь по сторонам.

Стены покрыты слоем старой бледно-желтой краски, пол отделан лакированными паркетными досками, а с потолка свисает помпезная люстра, что странно для места, где должны играть и резвиться дети.

Здесь слишком мало игрушек и слишком много формальности.

Тишина натягивает нервы до предела, словно струны.

Детская комната, в которой нет малышей, выглядит жутковато.

– Это была детская твоей мамы, – доносится из-за моей спины голос Сабины, – а также твоего дяди.

– Они были примерно одного возраста? – спрашиваю я, потому что не знаю ровным счетом ничего о своей собственной семье.

Она кивает.

– Но они были не очень близки. Дики был проблемным ребенком, а твоя мама – нет. Должно быть, ты тоскуешь по дому, дитя?

Конечно же, я тоскую.

Но в то же время она ошибается.

Дома было по-своему страшно.

Но все же мне не хватает его.

Няня улыбается потемневшими зубами.

– Так пойдем со мной, – настаивает она, и я вынуждена подчиниться.

Мы выходим и садимся в старый пикап. Кажется, проходит несколько часов.

Но наконец машина останавливается у самого побережья, солнечные лучи играют бликами на водной глади.

Я подбегаю к самой кромке, совсем не ожидая того прилива облегчения, который охватывает меня при виде песка и воды.

– Это место немного похоже на то, которое я видела на фотографии, которую присылала мне твоя мама, – тихо рассказывает Сабина, – там, рядом с вашим домом в Америке. Эти утесы называются Семь сестер. Я подумала, что тебе может понравиться здесь.

Она протягивает мне корзину, в которой я нахожу плед, свою книгу и бутылку воды.

– Мне нужно заехать за продуктами на несколько местных ферм. Я вернусь за тобой через пару часов, и мы вместе поедем домой.

Я киваю, до глубины души тронутая ее догадливостью и в то же время чувствуя свою вину за то, что совсем от нее этого не ожидала. Ее фургончик уезжает, и я внезапно чувствую себя такой крошечной перед лицом безбрежного океана.

Я прохожу в обе стороны по пляжу, чувствуя, как мои ступни тонут в зыбком песке.