Денис вдруг осознал, что он сейчас делает. Он же молится! И совсем не в том месте, которое было угодно Ему выделить для молений, и не тому, кому следует молиться, по Его мнению…
Молитва – это разговор по душам с Богом. Но не приятельский. Это разговор с наставником. Который не просто выслушает, но и подскажет, куда идти и что делать.
Ну вот, кажется, и ответ. Ему же посоветовали делать именно то, для чего он создан – писать! И это оказалось самым лучшим, самым простым советом – и почему же он отдал столько времени колебаниям?!
– Я верю тебе… – пробормотал Вишняков и неуверенно улыбнулся. – Я верю, что ты выполнишь обещание, как выполнял их до сих пор. Прости меня.
И он услышал музыку. Он помнил ее, поэтому остановился, и слушал, закрыв глаза. Она была печальна и прекрасна, так же, как голос, певший слова: «Иди ко мне! Когда бессмысленно петь и тревожно ждать…»
Денис вспомнил, как в юности слушал «Алису» и как завораживала его эта песня. И теперь она звучала за оконным стеклом совсем рядом – негромко, но глубоко…
Ничего случайного не бывает. И эта песня совершенно не случайно пелась для него теперь. Призыв «Ко мне!» звучал вовсе не угрожающе, а просто уверенно и сильно, словно ему была протянута рука помощи.
– Я иду, – кивнул Денис.
– «Иди ко мне! Я подниму тебя вверх, я умею летать», – обещал голос, и мурашки предвкушения побежали по спине Вишнякова.
«Ко мне – это говорю тебе я. Ко мне – это зовешь меня ты…»
Опомнившись, Денис осмотрелся. Оказывается, в своих горьких философствованиях он отошел от храма довольно далеко, но не так, чтобы не успеть вернуться вовремя. Он каким-то шестым чувством угадал, когда Мирослава закончит свои бессмысленные разговоры с Господом – разговоры, которые так и не будут им услышаны. И Денис не станет разубеждать ее в заблуждении, зачем огорчать жену. Пусть лучше то, что произойдет, окажется для нее сюрпризом. А то, что сюрприз будет, Денис уже не сомневался.
Мира вышла из храма просветленная. «Бедная моя, облапошенная в очередной раз девочка, – подумал писатель. – Пусть она не узнает ни о чем, пусть даже не думает. Как там у Екклезиаста? Много мудрости, суть много печалей… На ее долю и так выпало достаточно печальных дней, пусть теперь порадуется мыльному пузырику своей смешной веры…»
И Иван Николаевич, полковник в отставке, пусть радуется. Какая разница чему. Он, Денис Вишняков, расскажет им потом, чему на самом деле надо радоваться и кому петь хвалы. Да, впрочем, хвалить можно по-разному. Он будет писать. Будет писать правду…
А сейчас он сам должен выполнить обещанное тестю.
– Ну что, может быть, сходим куда-нибудь в приятное место и съедим какие-нибудь вкусности? – бодро предложил Виш-няков.
Ваня, услышав про кино и мороженое, стал буквально ходить на ушах, Катюша повизгивала, и Иван Николаевич оттаял и перестал кидать на зятя подозрительные взгляды.
О визите в клинику, разумеется, не говорили. Дети – просто потому, что забыли, а взрослые – потому что хотели забыть…
Во мраке зрительного зала пахло теплым попкорном. Ваня не мог усидеть на месте и периодически ерзал, когда мультяшные герои попадали в какую-нибудь особо опасную переделку, Катя ойкала и прижималась к отцу, Иван Николаевич мирно похрапывал. Глаза Мирославы излучали неземной покой. «Потрясающая женщина, – думал Денис про жену. – Я бы просто потерял лицо в такой ситуации, я бы не выдержал. А она… да я ради нее…»
Потом они пошли катать детей на пони под радостное повизгивание остальной малышни.
«Странный повод для семейного праздника, – размышлял Денис. – Общее горе сплачивает, это понятно. Но что мы празднуем? Ведь ситуация еще не разрешилась. А почему я, чья жена заболела смертельной болезнью, так спокоен? Да потому что я верю. Вера дает покой. А чья вина, что я верю не в того, в кого, по общему мнению, положено верить? Так что же я праздную? То, что я в вере своей определился или просто заранее радуюсь, что жена моя будет жива и здорова? А я ведь верю, что она будет жива и здорова! Как бы иначе я мог радоваться, не будучи в этом уверенным?!»
Потом они ели обещанное детям мороженое, и Дениса снова раздирали противоречия. Он никак не мог найти их причину, и именно это приводило его мысли и нервы в состояние хаоса.
День завершился вполне радостно, тесть отвез семейство домой, несколько раз ответив на звонки жены, что ничего страшного не происходит и он будет держать ее в курсе, тем более что скоро приедет сам. Потом вручил трубку Мирославе и с опаской прислушивался. Мирослава шутила, смеялась в ответ на шутки матери.
«Подожди немного, девочка моя, – думал Вишняков. – Я прекрасно вижу, что тебе далеко не так весело, как ты пытаешься показать. Но это все скоро кончится. Ты будешь здорова, и мы станем вспоминать эту дурацкую больницу, как страшный, но недолгий сон…»