«Соберись, тряпка», – словно наяву услышал он голос своего лучшего друга.
В кармане Вишнякова зазвонил мобильник.
– Папка, ну ты чего, ну ты где? – раздался в трубке голос сына. – Мы ждем-ждем… Мама пирог испекла! Тетя Мария с Катюхой Олафа рисуют!
– Дениска, купи молока, я забыла! – услышал Вишняков чуть приглушенный голос жены – она, наверное, услышала, что Ваня говорит с отцом, и кричала из кухни.
Какие родные голоса, какой покой, какое счастье…
– Сейчас, сейчас, – заторопился Денис. – В подвальчик заскочу.
Через десять минут, купив молока, он вошел во двор своего дома. Когда писатель проходил мимо большого старого тополя, что-то шершавое мазнуло его по щеке, и он остановился как вкопанный. На нижней толстой ветке вровень с его головой раскачивалась… петля.
Под ребром Вишнякова глухо стукнуло.
Он немного постоял, унимая сбившееся дыхание, дождался, пока сердце перестало частить, и со вкусом вполголоса выматерился. Он читал, что нечистая сила боится мата… Отлично. Пусть так считают не православные, а ирландские католики – все равно. У нас же празднуют День святого Патрика?
– Человек бывает внезапно смертен, говоришь? – процедил он. – А на-ка вот выкуси. Лучше быть смертным мужиком, чем бессмертным ничтожеством вроде тебя. Апостолов он захотел! Да кому ты нужен, кроме таких, как в Милане. Каков поп, таков и приход, и если твоя паства – торчки и шлюхи, это о многом говорит. Тебе здесь не место, пошел в пекло!
Денис, обламывая ногти, остервенело распутал грубый узел, подобрал с земли большую крепкую палку и немного поколдовал с веревкой.
– Ну вот, рядом как раз большая песочница, – пробормотал он. – Приземляться будет мягко.
На нижней ветке тополя раскачивалась надежно закрепленная тарзанка. Обыкновенная детская тарзанка.