Знала, что он здесь. Он пытается со мной говорить, но я ничего не слышу. Он схватил меня, чуть не сломал, и я всё поняла: ему плохо. Я шептала ему тёплые слова, а сама погибала в его руках. Только доброе слово меня спасло, видно, он его услышал и отпустил. Столько боли, столько грусти, что его касания так обжигают. Я сказала ему: «Всё хорошо, Хауль, я здесь, я не брошу тебя».
Блатхе 1
…Навестила папеньку с братьями и вернулась в Туссент. Ненавижу Туссент. Через неделю еду в поместье…
1218
Йуле 2
Хауль здесь, конечно, он здесь.
Язык не поворачивается назвать его красивым. Разве может несчастный быть красивым? Одежда его погорела, а кожа в ожогах. Он такой, каким умер, только умер он красивым…
Бирке 15
…Папенька затонул. Больше я могу не скрываться. Никто не приедет забрать меня отсюда, из родного дома, от любимого…
1219
Феаинн 7
…Край вина и любви, ага. Край палящего солнца и ерунды. Уезжаю завтра в последний раз, и больше не возвращаюсь. Буду писать Хаулине письма, она всё поймет, когда вырастет.
1220
Блатхе 7
…Тяжело жить одной, без слуг. Я и не знала, сколько они за меня делали. Пока голуби долетают с почтой — всё хорошо…
1221
Саовина
Касания Хауля всё страшней. Всё сложней из них вырваться, всё больней, всё дольше я после них лежу и смотрю то в небо, то в потолок. Почему ему хуже?
1222
Феаинн 14
Дни мои стали похожи один на другой, но ничего. Я знаю, что всё это — к лучшему, я знаю, что Хаулю лучше.
Ламмас
Не замечаю, как встаю и засыпаю. Замечаю только, когда мы вместе, и когда пишу Хаулине. Она пишет мне только гадости.
Велен
Теперь я его слышу. Думаю, это — прогресс, но лучше бы такого не слышать. Вся его боль, жившая до этого только в воздухе, живёт теперь в моих ушах. Ничего, мы справимся. Его касания больше не обжигают. Писать стало сложно. Старею?
1224
Блатхе?
Хаулина пишет о первой любви. Я в ужасе. А вдруг и её коснётся то, что коснулось нас? Я пишу ей об этом, но она не отвечает. Может, теряются письма? Еле держу перо.
1233
?
Хаулина ненавидит меня за то, что я далеко. У меня уже нет сил уехать — приглашаю её к себе, сюда, в родное наше имение. К маменьке с папенькой. А она если и пишет в ответ, то грубости. «К какому папеньке, не было у меня никакого папеньки, папенька мёртв уже двадцать лет». Глупая девочка, вот же он, сидит в саду, ждёт меня, как всегда.
1235?
?
Это случилось. Я предупреждала её, но она только грубила. Её жених умер, так же, как умер Хауль. А она на сносях. История повторяется. Глупая девочка, надеюсь, наш внук не повторит нашей судьбы.
?
Йуле?
Я вдруг заметила, что на дворе — зима. Давно уже. А я не топила печь, не грела дом и еду. Не собирала снег, чтобы умыться, чтобы было, что пить. Я больше не мёрзну, не ем, не умываюсь, не пью. В зеркале кто-то другой и странный.
Хаулю спокойно в моих руках. Но почему-то это не делает меня счастливой. Я больше не понимаю, как это, даже не помню. Не страшно.
Я осознала, что умерла. Мне не грустно.
***
Гуарин закрыл последнюю книжку.
— Выметаемся, — устало прошипел Марек и затёр глаз.
Снаружи стояли мрак и ливень, выметаться из-под крыши никому не хотелось, но ночевать в доме с привидениями не хотелось ещё больше.
У входных дверей ведьмак стормозил спутников. Полез в карман куртки и достал крохотную, по сравнению с предыдущей, бомбу.
— Он опять без присмотра. Я отвлекаю, вы идёте вдоль площади. Бежите.
Рыцари кивнули. Побежали. За их спинами ведьмак выпрыгнул перед бассейном, тут же увернулся от призрака. Бросил бомбу ему в ноги и положил знак. Такой слабый, что он распался через несколько секунд, но этого было достаточно — ведьмак рванул с проклятой земли. Серафим украдкой обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на дедушку.
***
Три всадника неслись галопом по дороге, уже больше похожей на речку, в сторону Бан Глеана. Пересекли настоящую реку и ворвались в ближайший постоялый двор. Подлетела монетка — платила Серафим. Сил и желания есть ни у кого не было, троица купила последнюю свободную комнату, развесила мокрые тряпки и неожиданно оказалась в силах «поругаться» за койку.
— Серафим, я требую, чтобы эта кр’овать досталась вам по праву человека, пережив’шего сегодня много потрясений.
Серафим сдержала раздражённый вздох, развела руками, показывая что-то большое, затем на себя. Указательный палец. Затем на Марека с Гуарином, на постель — два пальца.
Марек не соображал, его голова всё еще ныла, благо, Гуарин озвучил шараду:
— Да, вы и правда зааймёте всю кровать, когда мы уместимся на ней вдвоём. М-м. Благ’ородно с вашей стороны, жертвовать спиной во спасение м’ногих. Но я точно не смогу заснуть на мягкой лежанке, зная, что вы ютитесь на полу.
— Я смогу, — зевнул Марек.
На этом и порешали. Ведьмак заснул на соломенной перине, а рыцари на полу, по обе стороны кровати.
Комментарий к Глава 5 - Дневники Карины
спасибо менестрель-анархистке за присоединение к работе в качестве беты <З
========== Глава 6 - Стрелы, стрелы ==========
Рыцари уже слились с окружением, когда Марек спустился на первый этаж «Хмельного Зайчишки».