Венедикт Ерофеев и о Венедикте Ерофееве

Даже по этим сравнительно немногим образцам видно, что попытка выявить в художественном мире Венедикта Ерофеева не только очевидные каждому внимательному глазу подтексты, но и те, что принадлежат к малоизвестному, забытому, подпольному слою культуры, дает возможность прочитать его поэму как произведение, построенное на напряженном контрасте между высоким и низким, где высокое вместе со своей основной функцией одновременно травестируется: цитаты из забытых и малоизвестных источников обнажают глубинные пласты художественного сознания, в которых культура предстает в той своей ипостаси, которая обладает способностью порождать новые тексты, в том числе и текст самого Ерофеева.

Похоже, что именно в этом состоит принципиальное отличие «Москвы – Петушков» от разного рода постмодернистских текстов, причем не только отечественного разлива, вообще не обладающих, с нашей точки зрения, какой-либо ценностью, но и постмодернизма мирового, основанного на снятии самого представления о высоком/низком, хорошем/плохом, добром/дурном, эстетическом/внеэстетическом. В поэме Венедикта Ерофеева, при всей ее внешней эпатажности, заложено глубоко традиционное для всей русской литературы представление о системе ценностей не просто художественного, но и этического порядка, на выявление и осмысление которых читателем автор явно рассчитывает.

Виктор Кривулин Ерофеев-Драматург [899]

Венедикт Ерофеев известен прежде всего как автор поэмы «Москва – Петушки», созданной на рубеже 60–70‐х годов. Но единственная его завершенная пьеса – «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» – позволяет говорить о нем как о драматурге экстра-класса. В последние годы жизни, в середине 80‐х, писателя привлекает жанр трагедии. Он задумывает драматическую трилогию под общим названием «Драй Нахте» («Три ночи»). В письме к другу[900] (весна 1985) В. Ерофеев так определяет общий замысел триптиха:

Первая ночь, «Ночь на Ивана Купала»: (или проще «Диссиденты»), сделана пока только на одну четверть и обещает быть самой веселой и самой гибельной для всех ее персонажей. Тоже трагедия и тоже в пяти актах. Третью – «Ночь перед Рождеством» – намерен кончить к началу этой зимы. Все Буаловские каноны во всех трех «Ночах» будут неукоснительно соблюдены: Эрсте Нахт – приемный пункт винной посуды; Цвайте Нахт – 31‐е отделение психбольницы; Дритте Нахт – православный храм, от паперти до трапезной. И время: вечер – ночь – рассвет.

Сохранились и опубликованы наброски к первой части триптиха («Диссиденты, или Фанни Каплан»), действие которой происходит на пункте приема стеклотары (он же – «Мавзолей») в послеобеденные часы. Сюжетная канва пьесы из этих набросков четко не прослеживается, хотя круг персонажей очерчен. Вчерне завершен первый, экспозиционный акт, небольшие отрывки из второго, третьего и четвертого представляют собой по преимуществу запись каламбуров алкогольно-политического характера, как авторских, так и бытовавших в «питейном» фольклоре 50–70‐х годов. Главный герой «Диссидентов», Мишель Каплан, – своего рода «Антиленин», полновластный хозяин «Мавзолея», противопоставивший «красному смеху» пролетарского вождя контрреволюционную «белую горячку». Его дочь Фанни Каплан – воплощение винно-водочной романтики, травестирующей романтику революционную. Очевидны аллюзии к патетическим произведениям советской драматургии (например – трилогия Н. Погодина, чья настоящая фамилия – Стукалов – аллюзивно присутствует и в названии другой пьесы Ерофеева – «Шаги Командора»). Помимо советской классики в «Диссидентах» пародируется Чехов и пьесы Леонида Андреева (один из главных персонажей – андреевский «Человек в сером» – член КПСС дядя Валера). Персонажи «Диссидентов» обладают неслыханной для советского человека интеллектуальной свободой, легко переходят с рассуждений о философии языка к обсуждению различий между «Киндзмараули» и московской водкой. Работа над «Диссидентами» была прервана в середине 1985 года. Больше В. Ерофеев к этой пьесе не возвращался. К третьей части трилогии он не приступал вообще.