Мы продолжаем движение по туннелям старой крепости. Сверху, где через разломы в стенах видно голубое небо, звучит шум лопастей. Похоже, Вертушка-1 всё-таки добралась до точки. Звук винтов становится зудящим. Кажется, машина зависла в воздухе. Раздаётся свист ракеты воздух-земля. Глухой взрыв, и надоедливый стук крупнокалиберного пулемёта смолкает. Ну, наконец-то!
Вертолёт, еле касаясь земли, начинает забирать наших ребят. Джек устремляется к выходу, туда, где маячит спасительный борт. Последнее, что я успеваю заметить, это тонкую нитку растяжки в проёме двери. Я тщетно пытаюсь что-то заорать, то взрывная волна глушит и отбрасывает меня назад.
Последнее, что я вижу, это девочку лет восьми, стоящую передо мной и, не моргая, смотрящую прямо в глаза. Её длинные прямые волосы аккуратно расчёсаны и заколоты по бокам. Светлое платье с широкими волнами складок на юбке. Элегантное, но без излишеств, на манер ученического. У неё мертвенно бледный цвет лица и такие же белые безжизненные руки. Я понимаю, что теряю сознание.
* * *
6:42. Я просыпаюсь. Ненавижу сны с кошмарами из прошлого. Они всегда такие яркие и реалистичные. Хотела бы я, чтобы моя память была похуже… Я поворачиваюсь на бок и обнаруживаю, что Жан-Пьер по-прежнему храпит в моей постели, отвратительно приоткрыв подрагивающий губами рот.
Впрочем, это никак не влияет на мой обычный утренний режим. 10 минут я трачу на душ, потом начинаю заниматься завтраком. Стоит ли кормить этого лягушатника? Думаю, нет. Гренки, пара хорошо прожаренных яиц, лёгкий салат из помидор с бальзамическим уксусом. Из еды не нужно делать того культа, которому повсеместно поклоняются в Париже.
Я уже закончила завтрак и перешла к утренним тренировкам, когда Жан-Пьер издаёт стон и садится на кровати. Он выглядит ужасно. Побитый и помятый. Хуже, чем Наполеон после Ватерлоо.
– Ты так рано встаёшь…– говорит он, держась за голову и глядя на меня.
– У меня же режим. Забыл? – отвечаю я, выжимая штангу.
– Помню… Помню, что вечер был вчера просто кошмарный.
– Да ладно тебе. Ресторан мне понравился.
– Меня всё-таки развезло…
– Это да.
– А ещё мне показалось, что ты говорила во сне… С сестрой.
– Это возможно, – я фиксирую штангу и, поднявшись, смотрю на француза.
– У тебя есть сестра?
– Да. Близнец.
– Интересно.
– Она мне часто снится. Когда была ещё маленькой девочкой. Вероятно, это воспоминания с тех пор, когда мы ещё жили вместе. Но потом в приюте я уже была одна. Похоже, нас разлучили как раз в то время. С тех пор я не знаю, где она и что с ней. Но почему-то я чувствую, что она жива и где-то совсем рядом… Наверное, это такая близнецовая связь.
– Это очень грустно, – бормочет француз, явно испытывая неловкость оттого, что вывел меня на откровения.
– Всё в порядке.
– Я, пожалуй, пойду…– Жан-Пьер поднимается и, пошатываясь, идёт к двери.
Я решаю его проводить и на минуту задерживаюсь у открытой двери, наблюдая, как француз тщетно пытается отыскать в карманах ключи.
– Ты их, похоже, вчера потерял.
– Проклятье… И мобильный тоже… Ты можешь помочь мне вызвать слесаря, чтобы он вскрыл замок?
– Я могу помочь тебе, – киваю я, и наношу ногой резкий удар по двери в район замка.
Хлипкий старый косяк трескается, разлетевшись на сухие щепки. Дверь с треском раскрывается внутрь.
– Спасибо, – ошарашено глядя на результат, произносит Жан-Пьер, – Дверь всё равно давно пора было менять. Хотя… Зачем мне вообще дверь с такой соседкой?
– Обращайся, – усмехаюсь я и уже собираюсь уйти назад в свою квартиру.
– Вера…– как всегда неверно ставя ударение на последнюю гласную, вдруг спрашивает француз, – Скажи мне…
– Что?
– Тебя никогда не принимали за мужчину?
– А тебя?
* * *
Жан-Пьер пропал больше, чем на неделю. Я не могу понять, что произошло. Неужели я так его испугала? Если так, то он, похоже, просто съехал, потому что к наспех отремонтированной двери его квартиры давно никто не подходил.
Мне не нравится, что начинает со мной твориться из-за этого. Периодическое повышение тревожности сменяется ощущениями несвойственной мне вялости. А мои воспоминания о лягушатнике явно способствуют повышению в крови уровня окситоцина. Влюблённость ли это? Гипертрофированный материнский инстинкт? Не знаю.
Я думала, что смогу неплохо перезарядить батарейки перед следующим контрактом. Но, кажется, всё идёт насмарку. Чёрт… Что же со мной происходит? Почему я так замечательно понимаю, что происходит с моим телом, но ни черта не смыслю в том, что происходит с моей головой?
Засыпая, я в который раз вижу, как тащу раненного напарника по пустыне…