Читаем Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов полностью

Узор разноцветных витражей на окнах мечети, чередование темных и светлых камней на ее фасаде, перламутровые инкрустации и геометрический орнамент, вырезанный на огромных дверях, несли в себе то же стремление, которое заставляло османское войско искать следы прошлогоднего лагеря, чтобы установить шатры на прежних местах; вспомним анатолийские ковры, изразцы Изника, карты Пири Реиса[45] и устройство дворцовой жизни, вращающейся вокруг султана, как звезды вокруг Земли. Ближневосточная политическая мысль находилась под влиянием идеи о Круге Благоденствия:

Чтобы владеть страной, правитель должен иметь войско и верных людей;

Чтобы иметь войско, он должен распределять богатство;

Чтобы иметь богатство, ему нужны богатые подданные.

Богатство подданных растет только там, где чтут закон.

Если одно из этих условий не соблюдается, значит, не соблюдаются все четыре;

Если не соблюдаются все четыре, государство рушится.

Орнамент невесом, но в нем заключена сила. Имя Тамерлана переводится примерно как «человек из железа», но тимур, турецкое демир, — это не столько собственно железо как металл, сколько свойственная железу твердость, из-за которой его так трудно согнуть. Большинство каллиграфических надписей помимо значения, лежащего на поверхности, содержало другой, внутренний смысл, прочесть который могли лишь посвященные; и когда упоминавшийся выше историк сказал, что видит в каждой османской мечети отражение залитой солнцем бескрайней пустыни, он указал путь к пониманию внутренней сути этой империи эпохи расцвета и уловил ту легкость, в которой заключался ее гений. В самом сердце империи лежал орнамент — легкий, на грани превращения в ничто; волнистое арабское письмо, настолько абстрактное, что смысл становится излишним; мантра, повторяющаяся до бесконечности, очищающая сознание суфия и наполняющая его сознанием Бога.

Уильям Биддульф, английский торговый агент, живший в Смирне в XVII веке, однажды взял на себя труд взвесить местную питьевую воду и тут же обнаружил, почему она так хороша: по его словам, она была легче английской на четыре унции на каждый фунт. Христианские страны производили тяжелые шерстяные ткани — Османская империя подарила миру шелк, муслин и хлопок. Христианские страны жестко регулировали торговлю, проводимая ими с XVI века политика меркантилизма (поддержка экспорта и собственных купцов) превратила торговлю в таран для достижения богатства, — Османская империя свободно допускала в свои пределы товары со всего света.

Что касается обороны, то христианский мир напоминал броненосца: нагромождение крепостных башен, замки, закованные в броню рыцари, кольчуги, латы, булавы настолько тяжелые, что современному человеку не поднять их и двумя руками. Немецкий ландскнехт XVI века был увешан гирляндами патронташей и рогами с порохом и сгибался под тяжестью 180-сантиметрового мушкета. Янычары никогда не пользовались огнестрельным оружием, а сипахи попробовали (в Персии в 1556 году), и им оно не понравилось. Другие солдаты смеялись над их патронташами, рогами и шомполами и называли их конными аптекарями; мушкеты заедало, они разваливались на части, а когда из них все-таки удавалось выстрелить, красивый наряд сипахи пачкала копоть. Вскоре сипахи уже умоляли вернуть им луки и стрелы. Да, можно назвать их отсталыми и глупыми, но ведь они еще мальчишками несколько лет учились сгибать легкий лук задолго до того, как им разрешали применить его на деле, и в руках сипахи лук был куда более точным, удобным, легким и чистым оружием, чем первые ружья. Оценив мушкет по достоинству, сипахи потеряли к нему всякий интерес. Потом Запад улучшил огнестрельное оружие, но сипахи не обратили на это внимания.

Перейти на страницу:

Похожие книги