имеет силу только тогда, когда оно заменяется новым правом. Напротив, простая отмена
старого права ведет лишь к тому, что временно оно как бы не действует, но зато потом
восстановляется во всей силе. Особенно определенно это сказалось в проведении явочным
порядком свободы собраний. Наша интеллигенция оказалась неспособной создать
немедленно для этой свободы известные правовые формы. Отсутствие каких бы то ни
было форм для собраний хотели даже возвести в закон, как это видно из чрезвычайно
характерных дебатов в первой Государственной Думе, посвященных «законопроекту» о
свободе собраний. По поводу этих дебатов один из членов первой Государственной Думы,
выдающийся юрист, совершенно справедливо замечает, что «одно голое провозглашение
свободы собраний на практике привело бы к тому, что граждане стали бы сами восставать
в известных случаях против злоупотреблений этой свободой. И как бы ни были
несовершенны органы исполнительной власти, во всяком случае безопаснее и вернее
поручить им дело защиты граждан от этих злоупотреблений, чем оставить это на произвол
частной саморасправы». По его наблюдениям, «те самые лица, которые стояли в теории за
такое невмешательство должностных лиц, на практике горько сетовали и делали запросы
министрам по поводу бездействия власти каждый раз, когда власть отказывалась
действовать для защиты свободы и жизни отдельных лиц». «Это была прямая
непоследовательность», – прибавляет он, – объяснявшаяся «недостатком юридических
сведений
»32[
5]. Теперь мы дожили до того, что даже в Государственной Думе третьего
созыва не существует полной и равной для всех свободы слова, так как свобода при
обсуждении одних и тех же вопросов для господствующей партии и оппозиции не
одинакова. Это тем более печально, что народное представительство независимо от своего
состава должно отражать по крайней мере правовую совесть всего народа, как минимум
его этической совести.
V
32[5] П.Новгородцев: «Законодательная деятельность Государственной Думы». См. Сборник статей
«Первая Государственная Дума». Спб. 1907. Вып. II, стр.22.
Правосознание всякого народа всегда отражается в его способности создавать
организации и вырабатывать для них известные формы. Организации и их формы
невозможны без правовых норм, регулирующих их, и потому возникновение организаций
необходимо сопровождается разработкой этих норм. Русский народ в целом не лишен
организаторских талантов; ему, несомненно, присуще тяготение даже к особенно
интенсивным видам организации; об этом достаточно свидетельствует его стремление к
общинному быту, его земельная община, его артели и т. под. Жизнь и строение этих
организаций определяются внутренним сознанием о праве и не праве, живущим в
народной душе. Этот по преимуществу внутренний характер правосознания русского
народа был причиной ошибочного взгляда на отношение нашего народа к праву. Он дал
повод сперва славянофилам, а затем народникам предполагать, что русскому народу
чужды «юридические начала», что, руководясь только своим внутренним сознанием, он
действует исключительно по этическим побуждениям. Конечно, нормы права и нормы
нравственности в сознании русского народа недостаточно дифференцированы и живут в
слитном состоянии. Этим, вероятно, объясняются и дефекты русского народного
обычного права; оно лишено единства, а еще больше ему чужд основной признак всякого
обычного права – единообразное применение.
Но именно тут интеллигенция и должна была бы прийти на помощь народу и
способствовать как окончательному дифференцированию норм обычного права, так и
более устойчивому их применению, а также их дальнейшему систематическому развитию.
Только тогда народническая интеллигенция смогла бы осуществить поставленную ею
себе задачу способствовать укреплению и развитию общинных начал; вместе с тем
сделалось бы возможным пересоздание их в более высокие формы общественного быта,
приближающиеся к социалистическому строю. Ложная исходная точка зрения,
предположение, что сознание нашего народа ориентировано исключительно этически,
помешало осуществлению этой задачи и привело интеллигентские надежды к крушению.
На одной этике нельзя построить конкретных общественных форм. Такое стремление
противоестественно; оно ведет к уничтожению и дискредитированию этики и к
окончательному притуплению правового сознания.
Всякая общественная организация нуждается в правовых нормах, т. е. в правилах,
регулирующих не внутреннее поведение людей, что составляет задачу этики, а их
поведение внешнее. Определяя внешнее поведение, правовые нормы, однако, сами не
являются чем то внешним, так как они живут прежде всего в нашем сознании и являются