Вэкфильдский священник

Я искренно могъ поздравить себя съ тмъ, чего достигъ настойчивостью и умньемъ: я пробудилъ сознаніе въ жалкихъ существахъ, дотол вполн лишенныхъ всякаго нравственнаго чувства, и мн захотлось облегчить также и матеріальное ихъ положеніе, доставивъ имъ хоть нкоторыя удобства жизни. До тхъ поръ они только и длали, что голодали или пьянствовали, переходя отъ буйства и разгула къ горькимъ жалобамъ; между собою они то ссорились, то играли въ карты, или же вырзывали изъ дерева тампоны для набиванія трубокъ табакомъ. Этотъ пустяшный промыселъ подалъ мн мысль подбить тхъ изъ нихъ, у кого была охота работать, заготовлять колодки для башмачниковъ и формы для трубочныхъ фабрикантовъ; дерево на эти подлки покупалось по подписк на общій счетъ, а самыя издлія, по мр ихъ заготовленія, продавались въ город черезъ меня, такъ что всякій день они имли кое-какой заработокъ, правда — очень небольшой, но достаточный для ихъ прокормленія.

Не удовольствовавшись этимъ, я установилъ наказанія за распутство и награды за особое прилежаніе. Такимъ образомъ, недли въ дв у насъ образовалось нчто въ род настоящей человческой общины, и я имлъ удовольствіе воображать себя законодателемъ, превратившимъ свирпыхъ дикарей въ послушныхъ и мирныхъ гражданъ.

И въ самомъ дл было бы въ высшей степени желательно, чтобы составители законовъ боле обращали вниманія на исправленіе людей, чмъ на проявленіе къ нимъ строгости; чтобы искореняли преступленія не учащеніемъ наказаній, а тмъ, чтобы эти наказанія внушали страхъ. Тогда, вмсто теперешнихъ тюремъ, — въ которыя люди или попадаютъ виновными, или уже тамъ длаются таковыми; то, есть, если въ тюрьму сажаютъ обыкновеннаго воришку, въ первый разъ въ жизни укравшаго, то выходя изъ тюрьмы (коли останется живъ), онъ возвращается въ общество уже готовымъ совершить тысячу другихъ преступленій, — желательно, чтобы и у насъ, какъ въ другихъ странахъ Европы, появились исправительныя заведенія съ одиночными камерами, куда къ обвиняемому могли бы приходить лица, способныя преступника довести до раскаянія, а невиннаго поддержать на пути добродтели. Вотъ какими мрами, а не усиленіемъ наказаній, возможно исправить населеніе. Не могу также пройти молчаніемъ вопроса, на какомъ основаніи общество считаетъ себя въ прав казнить смертію за малые проступки? Въ случаяхъ смертоубійства я не оспариваю этого права и нахожу естественнымъ, изъ чувства самосохраненія, не щадить жизни того, кто другого человка лишилъ жизни; противъ такого преступленія возстаетъ вся природа; но она молчитъ, когда меня лишаютъ лишь моего имущества. Законы природы не даютъ мн права убить человка, укравшаго у меня лошадь, потому что, съ естественной точки зрнія, эта лошадь столько же принадлежитъ мн, какъ и ему. Если же я имю такое право, то не иначе, какъ въ силу заключеннаго между наши условія, что тотъ изъ насъ, кто украдетъ у другого лошадь, повиненъ смертной казни. Но условіе это незаконно, ибо ни одинъ человкъ не иметъ права ни закладывать свою жизнь, ни уничтожать ее, потому что она не ему принадлежитъ. Къ тому же и самое условіе такъ несоразмрно, что даже новйшее правосудіе не признало бы его состоятельнымъ, потому что оно опредляетъ слишкомъ великое наказаніе за незначительное неудобство, ибо не важне ли сохранить дв человческихъ жизни, чмъ устроить такъ, чтобы одинъ человкъ могъ здить верхомъ? Если же признать, что такое условіе незаконно по отношенію къ двумъ людямъ, то оно будетъ также незаконно и по отношенію къ тысячамъ и къ сотнямъ тысячъ людей; какъ изъ десяти милліоновъ кружковъ ни за что не сдлаешь ни одного квадрата, такъ и миріады голосовъ не въ силахъ придать справедливость тому, что само по себ ложно. Таковы выводы здраваго смысла, и тоже говоритъ намъ первобытная природа. Дикари, повинующіеся однимъ лишь естественнымъ законамъ, очень неохотно убиваютъ другъ друга: они рдко проливаютъ кровь иначе какъ въ вид возмездія за претерпнныя жестокости.

Наши саксонскіе праотцы, столь яростные на войн, очень рдко казнили смертію въ мирное время; да и во всхъ младенческихъ государствахъ, еще не утратившихъ отпечатка природы на своихъ учрежденіяхъ, весьма немногія преступленія наказуются смертію.

Только среди утонченныхъ цивилизаціею гражданъ карательные законы — находящіеся въ рукахъ богатаго сословія — всею своею тяжестію обрушиваются на бдныхъ. Правительства пріобртаютъ съ годами какъ бы старческую угрюмость: по мр того, какъ увеличивается богатство, оно становится все дороже человку, какъ будто чмъ обширне наши сокровища, тмъ сильне мы опасаемся за ихъ цлость; и вотъ наше имущество каждый день ограждается все новыми законоположеніями и вмсто забора мы обставляемъ его вислицами, чтобы отвадить воровъ.