Вэкфильдский священник

Вскор, однако же, онъ бросилъ лопату и весь блдный прибжалъ предупредить насъ, что къ намъ идутъ двое незнакомыхъ людей, въ которыхъ онъ предполагаетъ полицейскихъ. Пока онъ говорилъ, они вошли, приблизились къ моей постели и, заявивъ о своемъ званіи, арестовали меня, приказавъ немедленно встать и готовиться слдовать за ними въ городскую тюрьму, за одиннадцать миль отсюда.

— Друзья мои, сказалъ я, — въ какую суровую погоду пришли вы отводить меня въ тюрьму! И это тмъ боле прискорбно, что на-дняхъ я очень сильно опалилъ себ руку на пожар, и по этой причин у меня легкая лихорадка; къ тому же у меня нтъ и достаточно платья, чтобы выйти изъ дому, и слишкомъ слабъ я и старъ, чтобы идти пшкомъ такую даль по глубокому снгу. А, впрочемъ, коли нужно… Что же длать!

Обратясь къ жен и дтямъ, я веллъ собрать кое-какія оставшіяся у насъ вещи и приготовиться сейчасъ же уходить отсюда. Я умолялъ ихъ поторопиться, а сыну поручилъ подать помощь старшей сестр, которая считала себя причиною постигшихъ насъ бдствій и упала безъ чувствъ отъ ужаса и горя. Я старался ободрять жену, сжимавшую въ объятіяхъ двухъ меньшихъ дтей, которыя, боясь взглянуть на чужихъ, въ испуг прижались къ матери и спрятали личики на ея груди. Меньшая дочь хлопотала между тмъ объ укладк вещей, и такъ какъ полицейскіе не разъ понуждали ее дйствовать поскоре, черезъ часъ наши сборы кончились, и мы вышли въ путь.

XXV. Нтъ такого бдственнаго положенія, въ которомъ не нашлось бы утшительной стороны

Выйдя на дорогу, мы тихо пошли впередъ изъ этого мирнаго края. Старшая дочь моя такъ ослабла отъ медлительной лихорадки, подтачивавшей ея нжный организмъ, что одинъ изъ полицейскихъ изъ жалости посадилъ ее на свою лошадь; какъ видно, и эти люди не могутъ окончательно побдить въ себ человколюбіе. Моисей велъ за руку одного изъ малютокъ, другой шелъ съ матерью; я же опирался на руку меньшой дочери, все время плакавшей, но не о себ, а о бдномъ отц своемъ.

Отойдя около двухъ миль отъ нашего бывшаго жилища, мы увидли бгущую за нами съ криками толпу, въ которой я узналъ человкъ пятьдесятъ бднйшихъ моихъ прихожанъ. Подбжавъ, они съ проклятьями и бранью схватили полицейскихъ служителей и стали кричать, что не позволятъ увести въ тюрьму своего пастыря, намрены защищать его до послдней капли крови и собирались разсправиться съ ними довольно жестоко. Все это могло повести къ весьма печальнымъ послдствіямъ, если бы я во-время не вступился за полицейскихъ и не вырвалъ ихъ съ большимъ трудомъ изъ рукъ расходившейся толпы. Дти мои вообразили, что теперь-то я наврное буду избавленъ отъ тюрьмы и въ сильнйшемъ восхищеніи начали громко выражать свою радость; но я скоро разочаровалъ ихъ и, обратясь къ бднымъ людямъ, отъ души желавшимъ оказать мн посильную услугу, сказалъ имъ такую рчь:

— Такъ-то вы меня любите, друзья мои? Такъ-то вы слушаетесь меня? Или ужъ вы позабыли, что я говорилъ вамъ въ церкви? Какъ, возможно ли оскорблять служителей правосудія. Неужели вы ршились въ конецъ погибнуть, да и меня погубить вслдъ за собою? Укажите мн зачинщика, кто изъ васъ первый это выдумалъ: ручаюсь вамъ, что ему не поздоровится отъ меня. Увы! Дорогія мои, заблудшія овцы, возвратитесь на путь долга, вспомните, чмъ вы обязаны Богу, своей родин и мн. Быть можетъ, настанетъ еще день, когда я найду васъ здсь въ лучшемъ положеніи и стану трудиться объ умноженіи вашего счастія. Но доставьте же мн, по крайней мр, такую радость, чтобы, когда я буду пересчитывать свое стадо для вчной жизни, ни одна моя овечка не оказалась пропавшею и были бы вс на лицо.

Въ искреннемъ раскаяніи они горько плакали и поочередно подходили проститься со мною. Каждому изъ нихъ я нжно пожалъ руку, всхъ благословилъ, и мы двинулись дале безъ всякой помхи. Подъ вечеръ дошли мы до города, впрочемъ, боле похожаго на деревушку: единственная улица его состояла изъ ряда жалкихъ домишекъ, утратившихъ всякое подобіе прежняго величія, и изъ всхъ старинныхъ зданій осталась только тюрьма.

Мы остановились сначала въ трактир, гд намъ тотчасъ дали пость кое-чего, и я поужиналъ въ своей семь съ обычной своей веселостью. Позаботившись о томъ, чтобы устроить ихъ на ночь поспокойне, я отправился съ полицейскими въ тюрьму, которая, очевидно, была когда-то выстроена ради военныхъ цлей и состояла изъ одной обширной залы за крпкими желзными ршетками, съ каменнымъ поломъ. Тутъ, въ опредленные часы каждыхъ сутокъ, держались сообща всякіе преступники и съ ними же помщались на день содержавшіеся за долги. Кром того, у каждаго изъ заключенныхъ была особая келья, куда его отдльно запирали на ночь.