— Если она, или вы, такъ ужъ и ршились всю жизнь быть несчастными, я тутъ ни причемъ, сказалъ онъ:- по-моему, ничто вамъ не мшаетъ быть счастливыми, и каково бы ни было ваше обо мн мнніе, я всегда готовъ содйствовать вашему благополучію. Чрезъ нкоторое время можно выдать ее замужъ и, что еще лучше, не разлучать ее и съ прежнимъ любовникомъ, потому что, увряю васъ, у меня все еще не пропала моя къ ней привязанность.
При этомъ новомъ унизительномъ намек вся кровь во мн вскипла; ибо гораздо легче оставаться спокойнымъ передъ лицомъ великихъ бдствій, чмъ равнодушно переносить язвительные уколы мелочныхъ оскорбленій.
— Уходи съ глазъ долой, змя подколодная! воскликнулъ я вн себя: — не мучь меня своимъ присутствіемъ! Если бы мой храбрый сынъ былъ дома, онъ бы не потерплъ этого… но я старъ, и немощенъ… и безсиленъ!
— Я вижу, воскликнулъ онъ, — что вы сами хотите вывести меня изъ терпнія и заставить обращаться съ вами построже; вы знаете, чего могли бы ожидать отъ моей пріязни, но пора показать вамъ, что будетъ, если вы возбудите мой гнвъ. Тотъ стряпчій, которому я передалъ вашу недавнюю росписку, шутить не любитъ; дло непремнно дойдетъ до суда, если во-время не предупредить мръ правосудія; но для этого нужно, чтобы я самъ внесъ за васъ эту сумму, чего я не могу сдлать, потому что поиздержался на приготовленія къ свадьб. Кром того, мой управляющій толкуетъ о томъ, что пора получить съ васъ деньги за арендуемую у меня землю. Но это его дло, такъ какъ я самъ никогда не занимаюсь подобными мелочами. Впрочемъ, я все-таки желалъ бы вамъ быть полезнымъ и даже хотлъ пригласить васъ съ дочерью ко мн, на свадьбу мою съ миссъ Уильмотъ: между прочимъ, таково и желаніе моей прелестной Арабеллы, и я надюсь, что вы не ршитесь огорчить ее отказомъ.
— Мистеръ Торнчиль, сказалъ я, — выслушайте меня разъ навсегда: я никогда не допущу вашей женитьбы на комъ либо, исключая моей дочери. Что до вашей пріязни, то хотя бы вы взялись изъ дружбы возвести меня на престолъ, или изъ ненависти свести въ могилу, мн это ршительно все равно. Довольно съ меня и того, что въ одномъ случа вы такъ ужасно, такъ непоправимо обманули насъ: я съ полнымъ довріемъ полагался на вашу честность, а вы оказались подлецомъ. Слдовательно, о дружб съ моей стороны не можетъ быть и рчи. Ступайте отсюда и наслаждайтесь всмъ, что дала вамъ судьба: красотою, богатствомъ, здоровьемъ, удовольствіями; оставьте меня съ моей нищетой, позоромъ, болзнью и печалями; но при всемъ моемъ смиреніи, я все еще не утратилъ чувства собственнаго достоинства и хотя прощаю васъ, но никогда не перестану презирать.
— А-а, когда такъ, вы скоро узнаете, что значитъ оскорблять меня! возразилъ онъ:- посмотримъ, кто будетъ достойне презрнія, вы или я.
Съ этими словами онъ повернулся и ушелъ. Жена моя и сынъ, бывшіе свидтелями этого разговора, страшно перепугались. Замтивъ, что сквайръ ухалъ, дочери также вышли изъ своей засады и захотли узнать о результат нашихъ переговоровъ; а когда узнали, то пришли въ великое смятеніе. Но я нисколько его не боялся: главный ударъ былъ уже нанесенъ намъ, и я готовъ былъ отразить всякую новую съ его стороны попытку вредить намъ, на подобіе тхъ воинственныхъ орудій, которыя остаются на пол битвы, но все еще обращаютъ свое остріе въ сторону непріятеля.
Вскор, однако же, мы увидли, что онъ не понапрасну угрожалъ намъ: на другое утро пришелъ его управляющій и сталъ требовать съ меня уплаты годичной аренды, что, по причин описанныхъ выше обстоятельствъ, было для меня совершенно невозможно. Вслдствіе того, въ тотъ же вечеръ онъ угналъ всхъ моихъ коровъ и на другой день продалъ ихъ мене чмъ за полъ-цны. Тогда жена и дти приступили ко мн съ просьбами согласиться на все, что ему будетъ угодно, лишь бы не дожить до конечнаго разоренія; они умоляли меня даже пригласить его снова бывать у насъ и употребили все свое безхитростное краснорчіе, чтобы представить мн, какимъ бдствіямъ я подвергнусь въ противномъ случа: описывали, какъ ужасна будетъ тюрьма въ такую стужу, какъ теперь, и какъ особенно вредно это отразится на моемъ здоровь, разстроенномъ несчастнымъ случаемъ при пожар; но я оставался непреклоненъ.
— Что вы, мои дорогіе, говорилъ я, — зачмъ стараетесь уговорить меня сдлать несправедливость? Долгъ велитъ мн простить ему, но совсть не позволяетъ поощрять. Неужели для васъ желательно, чтобы я для вида одобрялъ то самое, что въ глубин своего сердца порицаю? Неужели вамъ и было бы пріятно, чтобы я спокойно сидлъ и расточалъ любезности подлому обманщику и, во избжаніе тюрьмы, обрекъ бы себя на нравственныя оковы, которыя гораздо тяжеле желзныхъ цпей? Никогда этого не будетъ. Если насъ вытснятъ изъ этого жилища, то лишь бы мы чувствовали свою правоту, поврьте, что куда бы ни сунула насъ судьба, мы все-таки очутимся въ отличномъ помщеніи и смло можемъ заглядывать въ свои сердца, получая отъ того только удовольствіе.
Такъ провели мы вечеръ. На другой день съ утра напало столько снгу, что сынъ мой принужденъ былъ лопатою прогребать тропинку отъ нашей двери.