Век Филарета

   Родившаяся от нищеты изворотливость помогла ему войти в доверие к митрополиту Амвросию, от которого при пострижении получил добрую рясу и бархатный подрясник, а позднее назна­чение на должность законоучителя в кадетском корпусе. Это не помешало ему равнодушно воспринять новость об увольнении владыки. Дома случился пожар, отец из бедняка стал прямо ни­щим, но Фотий уже бесстрастно принимал как потери, так и приобретения. Он чувствовал себя выше простых человеческих чувств.

    В корпусе он был холодно принят начальством и другими преподавателями, вел жизнь очень замкнутую, однако прошел слух, что кроме власяницы новый законоучитель носит еще и вериги по голому телу. Сему верилось вполне, ибо все видели, как отец Фотий в холодную пору и даже зимою ходил в легкой одежде. Никто не знал, как мучили его по ночам видения бесов, от которых он в страхе прятался под одеялом. Днем жуткие видения отступали, и мечталась отцу Фотию видная будущность в столице, архиерейство и место в Синоде.

   Между тем директор корпуса генерал Маркевич написал в Синод прошение о замене Фотия «яко неспособного к должности и малоумного». Для проверки приехал тогда еще архимандрит Филарет Дроздов. Он посетил уроки  Спасского и нашел, что успехи его учеников «удовлетворительны». На самом деле Дроздов вступился за честь родной академии, да и новопостриженного монаха было жаль.

   Сам же Спасский был спокоен от необъяснимой уверенности, что его защитят от вражеских козней (а именно так он воспри­нимал уже любое слово против него). Получив некоторый опыт в доме оставленных им Бочкаревых, отец Фотий обратился к проповедничеству, находя его сильно способствующим борьбе с «духом сего века». Скоро о его проповедях заговорили, и падкая на новенькое петербургская публика поспешила в корпусную церковь.

   Отец Фотий не то чтобы любил храм, он жил подлинною жизнью только в храме. Вознося молитву перед престолом, он твердо верил, что Господь слышит ее, и неизъяснимая словами отрада укрепляла его. По выходе из алтаря тесная толпа мо­лящихся, жар от свечей возле икон и в паникадилах, устрем­ленные на него сотни глаз людей, внимающих его словам и покоряющихся его воле, порождали неведомое ему ранее упо­ительное наслаждение — не властью, но воздействием на умы и души людей.

   Яркого проповедника стали приглашать в тайные собрания религиозных мистиков. Он не ходил, но от других выведывал, кто бывает и что говорят. Узнал, что его предместник

иеромонах Феофил стал «витиею» в ложе Лабзина, которая собиралась в доме купца Антонова на Лиговке. Лабзина отец Фотий особенно ненавидел, но за ним стояли князь Кочубей, князь Голицын и митрополит Амвросий. Нечестивец не раз приходил к нему во

сне во время богослужения, и отец Фотий рассказывал архиман­дриту Иннокентию, как выталкивал он Лабзина из алтаря, пихал в плечи, в зад, в шею, повторяя: «Не подобает тебе, нечестиве, краже, внити во врата святыя царския, мирскому сущу и скверному человеку!» Иннокентий благословил его на эту борьбу.

   Спасский к тому времени знал, что за спиной его покровителя стоял князь и княгиня Мещерские, князь Шихматов, сенатор Штерн, архиепископы Михаил Десницкий и Серафим Глаголевский. Ставший епископом Филарет Дроздов держался в стороне от борьбы партий, но все равно был подозрителен по своей активности в деле перевода Нового Завета на русский язык. Дело ненужное и едва ли не кощунственное, полагал Фотий, хотя вслух такого не произносил. Отец же Иннокентий, не смущаясь дружбою с Дроздовым, затеянный перевод осуждал:

   -- Новозаветный новый перевод на простое русское наречие — дело плохое. Принижая неизбежно содержание Святой Книги, принесет он более вреда, нежели пользы,— говорил он другу.

   Дроздов в ответ молчал.

   В мае 1818 года в Петербурге произошло событие, заметно воодушевившее борцов с мистицизмом. Законоучитель морского корпуса иеромонах Иов (духовник отца Фотия) вдруг изрезал ножом образа в коридоре корпусной церкви. Его схватили, связали, но священник сумел развязаться и едва не выбросился с четвёртого этажа. Отцу Фотию было поручено расследование как иерею «ревностному по Бозе». Опомнившийся отец Иов признался, что вступил в ложу Лабзина, наслушался там мистических рассуждений и преисполнился ревности в духе отрицания внеш­ней обрядности  христианства, почему и поднял руку на святые образа. Иова отправили в северный монастырь под Архангельском, где он был расстрижен.

   Отец Фотий открыто затрубил тревогу. В своих проповедях  он обличал и проклинал, грозил и призывал покаяться, однако в словах его был избыток душевного жара и недоставало холодного рассудка. В одной из проповедей он открыл, как ночью некий голос искушал его перейти Неву против царского дворца яко по сyxv, но он удержался от явления чуда, дабы посрамить врагов православия словом своим. Начальник корпуса объявил законоучителя  сумасшедшим и отстранил от занятий. Фотий оставался спокоен.