Век Филарета

    — Так что же? — требовательно спросил владыка, не привык­ший к уклончивости,— Обещаю, что сделаю тебя своим викарием. Останешься в лавре при библиотеке.

Горский молчал, не поднимая глаз.

    — Да скажи наконец да или нет! — прикрикнул митрополит. Горский покорно посмотрел в глубину карих глаз Филарета

и виновато вздохнул.

    — Ступай! — махнул тот рукой.

    Вот и сейчас, мнилось Александру Васильевичу, митрополит вновь начнет уговоры. Но ведь путь к Небу есть из всякого звания...

    Однако Горский напрасно прождал более часа в приемной. Владыка занимался с отцом наместником. По стульям чинно си­дели несколько лаврских монахов. Эконом лавры тихо обсуждал что-то с уездным предводителем дворянства, чей мундир резал глаз своей непривычностью в этих стенах. Горский набрался тер­пения и тихонько перебирал прихваченную с собой рукопись, относящуюся к разделению русской митрополии при митрополите Ионе. Надеялся показать ее владыке и тем отвлечь от неприятного разговора.

    Дверь внутренних покоев распахнулась. Владыка, уже не в парадной рясе с орденом и лентами, а в обычном теплом под­ряснике, твердым шагом пересек было приемную, но возле Гор­ского остановился.

    — Так вы, отец наместник, сделайте так, как мы решили,— чуть повернул он голову к архимандриту Антонию и тоном по­мягче: — Проводите меня, Александр Васильевич, до кареты.

    Пока спускались по лестнице, митрополит молчал. У подъезда он взял Горского за локоть и отвел в сторону. Наместник, эконом, ректоры академии и семинарии, иподиаконы, келейник Парфений покорно ожидали.

    —  Вот что, сын мой...— заговорил Филарет,— Что это у тебя?

    — Это,   ваше   высокопреосвященство,— заторопился   Горс­кий,— рукопись времен митрополита Ионы из Николо-Шартомского монастыря...

    — Погоди. На долгий разговор у меня времени недостает... Мысль о тебе меня не оставляет. Сколько ж можно оставаться в неопре­деленности? На монашеский путь ты так и не склоняешься?

    —  Винонат, владыко... Звание сие высоко почитаю, желал бы и сам служить Богу не одним накоплением знаний, но и делами своими. Смею полагать, что наука дает простор для такого дея­тельного служения в руководстве моем студентами... Это не ще­гольство ученостью, не самолюбие, владыко,— это мое служение Богу и ближним.

    — Пусть так,— согласился Филарет.— А что ты скажешь о стезе белого духовенства?

   —  Это так высоко...— растерялся Горский.— Я стал бы про­сить Бога, чтобы Он удостоил и меня быть в числе таких слу­жителей, если бы с сим не соединялось требование... прежде вступить и брак.

    —  Боишься?

     -   Привык уже, владыко, к своей угрюмой, одинокой жизни.

    — А без женитьбы пошел бы этим путем? - Да как же такое возможно?..

    — Я тебя спрашиваю не о том, возможно ли такое, а о на­мерении твоем. Решишься принять иерейский сан?

    — Да! — будто не сам Александр Васильевич, а кто-то внутри его обрадованно выкрикнул, ибо какая радость в мире может сравниться с чистейшей радостью: совершения таинства святой Евхаристии!

    —  Ну и ступай!

    Филарет легким движением кисти перекрестил склонившуюся голову Горского и неожиданно погладил. Бедный мой, милый мой...

    В отце Антонии находил Филарет родственную ему натуру деятельного инока, а в скромном профессоре церковной истории увидел иную натуру, столь же близкую,— ученого инока. Озабо­чивался он не материальным попечением о Горском, а попечением духовным, пытаясь помочь робкому в утверждении на верном пути спасения. Как бы только провести через Синод хиротонию неженатого в иереи (целибат в России не принимали, не желая угождать Риму).

   Глава 4

   БЕСПОКОЙНЫЕ СЕРДЦА

    В начале февраля в лавру по высочайшему повелению прибыл директор придворной певческой капеллы генерал-майор Львов. Послушав в Москве митрополичий хор, Алексей Федорович Львов отправился к Троице с тою же целью. Голосами певчих он остался вполне доволен, но вознамерился переучить их петь по-своему. Пока говорливый Львов рассказывал об особенностях и красоте новой манеры пения, отец Антоний молчал. Подаренный для лавры автограф «Молитвы о Царе» Василия Андреевича Жуков­ского, ставшей национальным гимном с музыкою Львова, принял с благодарностию. Однако не лежала душа архимандрита к сладкой красивости новых распевов, и он намеревался не допустить их своей властью наместника... если бы не высочайшее повеление. Отец Антоний обратился за советом к Филарету — как быть? Тот ответствовал в письме, что не следует вырывать корень греческого пения, коли оно хорошо, а лучше петь по-прежнему, как бла­гословил доныне преподобный Сергий.

    Со Львовым удалось договориться. Алексей Федорович со­гласился, что грех ломать красоту древнего распева, а отец на­местник пообещал в будущем создать хор нового распева.