Век Филарета

То будет его обитель, даже последняя его обитель. Когда почувствует, что слаб и немощен, попросится на покой в новый скит, с тем чтобы там же погребли и кости его... Спаси, Господи, отца наместника за счастливую мысль!.. Но как назвать скит?.. Он будет закрыт для посещения женщин. Устав можно позаимствовать в Оптиной. Иноков будет немного, и самых ревностных в молитве... Там можно будет неспешно перебирать все дни свои, печалиться грехам и молить Всеблагаго Отца нашего о прощении... Гефсимания! Вот верное имя для скита!..

Святославский отвлёк митрополита от приятных раздумий:

   — Владыко, посланный от государя!

   — Проси!

Филарет встал с дивана и пересел в кресло.

Вошёл высокий сияющий полковник в нарядном мундире лейб-гвардии гусарского полка.

   — Ваше высокопреосвященство! — любезно сказал он, получив благословение. — Его императорское величество просил передать, что желал бы вашего участия в освящении Триумфальных ворот завтра и просил назначить время.

   — Слышу, — кратко ответил митрополит.

Полковник выжидательно посмотрел на сухонького монаха в простой суконной рясе, чей сан указывала лишь сверкающая бриллиантовым блеском панагия, но тот будто не собирался ничего больше говорить, а не менее любезно смотрел на гycapa.

   — Ваше высокопреосвященство, — с запинкою заговорил полковник, не привыкший к неясностям как по своему положению императорского флигель-адъютанта, так и по самому красивому и самому дорогому в денежном отношении военному мундиру. — Может быть, вы недослышали?.. Его величеству благоугодно, чтобы ваше высокопреосвященство сами изволили завтра быть на освящении ворот...

   — Слышу, — тем же ясным голосом повторил митрополит.

   — Что прикажете доложить государю императору? — повысил голос гусар.

   — А что слышали, то и передайте.

Флигель-адъютант потоптался и, звеня шпорами, вышел, задев саблей и широким плечом притолоку. Он недоумевал и подозревал непочтение к высочайшей воле.

Вчера, когда остались вдвоём в митрополичьих покоях, Филарет поделился своей тревогой:

— Отче Антоние, я в борьбе помыслов. Государь приехал в Москву. Хочет, чтобы я освятил выстроенные Триумфальные ворота — а они с изображениями языческими! Как быть? Совесть мне говорит: не святи, а всё вокруг уговаривают уступить. И губернатор, и князь Сергей Михайлович... Что ты скажешь?

   — Не святить.

   — Будет скорбь.

   — Потерпите.

   — Хорошо ли раздражать государя? Я не имею достоинств святого Митрофана[37].

   — Да не берите их на себя, а помните, что вы епископ христианский, которому страшно одно: разойтись с волею Иисуса Христа.

   — Да будет так!

   — Ну, когда?.. — нетерпеливо спросил Николай Павлович.

В отличие от флигель-адъютанта, он сразу понял смысл филаретовского «слышу». Алексей Орлов передал ему мнение москвичей о «неправославии» воздвигнутых ворот. Мнение мнением, но как мог ослушаться высочайшей воли митрополит, хотя и имеющий священный сан, но всё же — подданный... Да ведь он не ослушался! Он не сказал «нет». Ох, старик...

   — Собирайся! — приказал император почтительно вытянувшемуся флигель-адъютанту. — Вели приготовить лошадей. Мы сегодня же едем в Петербург. Командиру корпуса передай, чтобы открытие состоялось без особой церемонии. Чтобы полковой священник освятил. Всё!

По дороге от Калужской заставы до Тверской гневливый Николай припоминал обиды, нанесённые ему московским архипастырем. В прошлом году весь ближний круг императора возмутился решением владыки в отношении брака флигель-адъютанта Мансурова с его двоюродной сестрой княжной Трубецкой. Филарет признал этот брак преступным и возбудил дело против Мансурова и священника, нарушившего таинство брака. Все говорили, что дело пустяковое, и Николай намекнул, что Мансуров может не ходить на церковный суд. Через московского генерал-губернатора дали понять митрополиту, что следует уступить. Тогда Филарет осмелился прислать прошение об увольнении на покой, выставляя причинами сознание собственных недостатков и телесную немощь... Как было решиться на увольнение? Мансурова выслали за границу, и надо же так случиться, что судьба от него действительно отвернулась: он вскоре овдовел...

Позднее столь же решительно Филарет восстал за авторитет Церкви, когда генерал-адъютант Клейнмихель вознамерился вступить во второй брак с двоюродной сестрой своей первой жены, союз с которой был расторгнут по прелюбодеянию генерала. «Пусть он лютеранин, — заявил московский владыка, — но жена православная вправе ожидать от нас защиты своей чести...»

То были частные дела лиц, за которых ходатайствовал сам император, а неуёмный ревнитель чистоты православия не желал уступить. Глас его остался всё же гласом вопиющего в пустыне... И с Триумфальными воротами — что бы сделать приятное своему государю? Так нет!..

В самом конце года митрополит Серафим вновь вызвал московского митрополита в Синод для решения неотложных дел. Московский владыка умел как-то быстро и точно разбираться в непростых обстоятельствах и в свой приезд один совершал работу, непосильную для постоянных членов Святейшего Синода.