Век Филарета

Он отвернулся от обер-прокурора и смотрел в окно на свинцовые воды Невы, на крепость, откуда вот-вот должен был ударить полуденный выстрел, на чаек, белыми молниями то плавно, то резко взмывавшими над рекою. Мрачный месяц ноябрь. Жена хворала. Воспитатель Карл Карлович Мердер в очередном докладе сказал о лености наследника. Польская заноза не давала покоя... Но что-то ещё он хотел спросить у Мещёрского... Не пора ли заменить его? Экой рохля, архиереи вертят им, как хотят...

   — Князь, ты мне докладывал о прошении московского владыки относительно перемещения игумена Игнатия... Верно?

   — Точно так, ваше величество. Владыка Филарет ходатайствовал о переводе его из вологодской в московскую епархию и назначении настоятелем Николо-Угрешского монастыря. Синод прошение удовлетворил. Вологодский владыка Стефан не возражал.

   — Передай, чтобы решение Синода приостановили. Графиня Орлова мне столько хорошего рассказала об отце Игнатии, что я хотел бы лично его увидеть. Если Брянчанинов понравится мне, как и прежде, я его Филарету не отдам.

Едва князь Мещёрский вышел, император распорядился пригласить на сегодняшний вечер князя Голицына в Михайловский дворец. У невестки был музыкальный вечер, в перерыве которого Николай Павлович прямо сказал князю Александру Николаевичу, что недоволен управлением Мещёрского в Синоде и тому следует подать в отставку.

   — Скажи ему об этом... помягче.

   — Будет исполнено, государь. А кем вы намерены заменить его?

   — Замена налицо — Нечаев. Он уже пять лет в Синоде, энергичен, дела знает. В нём я уверен.

   — Верный выбор, государь! — Голицын чуть улыбнулся.

Князь Александр Николаевич знал о недоброжелательстве между Нечаевым и своим врагом Серафимом, о завязавшейся переписке по церковным вопросам между Нечаевым и владыкой Филаретом. Хуже не будет, решил он.

   — Ваше величество, а почему бы вам не привлечь более московского митрополита? — наставительно сказал Голицын. — Вы не поняли этого человека и не дали ему должного употребления. Посадите его в Государственный совет — вы знаете, что он сделает за десятерых!

   — С чего ты, князь, взялся мне давать уроки? — Николай Павлович сдвинул брови и взглянул с высоты своего роста на маленького Голицына. — Я знаю, кому какое дать назначение. И я знаю, что Филарет поджигает против меня московский народ.

Князь почтительно наклонил голову и предпочёл не продолжать разговор.

Игумен Игнатий Брянчанинов прибыл в Петербург 2 декабря 1833 года. Он велел править на Троицкое подворье. За шесть лет его отсутствия столица переменилась немного. Всё так же удивлял шириною расчищенный от снега Невский, по которому резво мчались санки гвардейских щёголей и тяжёлые кареты дворян, радовал глаз золотой шпиль Петропавловского собора, теряясь верхушкой в тёмных тучах. И холодный и влажный ветер всё так же пронизывал до печёнок сквозь вылинявшую волчью шубу.

Шесть лет вместили многое. Брянчанинов с верным другом Чихачёвым не смогли обрести приют в Оптиной пустыни и сменили несколько монастырей. Жизнь молодых послушников была нелёгкой, оба страдали от болезней и душевных скорбей, разлучались и вновь соединялись. Родители Брянчанинова долго не давали согласия на его пострижение, пока матери в ходе тяжёлой болезни не открылась пагубность её упрямства. Она поколебалась... но не позволила. Отец же требовал от Дмитрия вернуться на светскую службу. Поэтому втайне от родных вологодский преосвященный постриг Брянчанинова в монашеское звание с именем Игнатия в июне 1831 года, а в начале следующего поставил его главою Лопотовской обители.

Монастырь был почти в разрушенном состоянии, так что обсуждалась даже мысль об его упразднении, однако новый настоятель не унывал. Вскоре потекли пожертвования от благочестивых жителей Вологды. Монашествующие, слышавшие о Брянчанинове, стали собираться в его обитель, и в короткое время братство возросло до тридцати человек. Богослужение было приведено в надлежащий порядок. Приехавший к другу Чихачёв составил очень хороший хор. Истовое служение отца Игнатия и его проповеди привлекали в обитель всё больше богомольцев.

Чего это стоило двадцатипятилетнему настоятелю? Первую зиму он провёл в сторожке у Святых ворот, ожидая, пока построят настоятельскую келью. Недуги его усилились, но он не позволял им овладеть собою. Чувства усталости, отчаяния и скорби отгонял молитвою.

Мать его, увидев своего молодого сына в образе уважаемого старца, смягчилась и позволила навещать родительский дом. Его духовные беседы поразили Софью Афанасьевну, невольно покорившуюся могучему дару слова отца Игнатия. Она тяжко болела и страшилась смерти. Великим утешением для неё стало исчезновение всех страхов и полное примирение с сыном. В июле 1832 года отец Игнатий с сердечной скорбью, но с сухими глазами сам совершил обряд отпевания матери.