Ведьмак. Перекресток воронов (Анджей Сапковский)

На коже виднелся странный узор. Орнамент. Словно выжженный. Или вытравленный кислотой.

Геральт неспешно двинулся между надгробиями. На ходу он кружил вокруг стрыги, а та вращалась на месте — напряжённая, сжатая в комок, готовая к броску. Скалила зубы и щёлкала челюстью.

Ведьмак размотал серебряную цепь, собирая петли в левой руке. Правой раскручивал конец. Выжидал удобного момента, когда стрыга отойдёт от надгробий на открытое место.

Дождался — даже быстрее, чем рассчитывал.

Цепь свистнула в воздухе, но тварь припала к земле и атаковала почти из лежачего положения. Цепь, вместо того чтобы опутать стрыгу, лишь хлестнула её по спине. Та яростно взвыла, кожа зашипела и задымилась от прикосновения серебра.

Второго шанса ведьмак не получил. К его изумлению, стрыга схватила цепь обеими лапами — шипение и дым от горящей кожи, казалось, её не беспокоили, только вопила она ещё страшнее. Дёрнула цепь. Геральт предусмотрительно отпустил свой конец, но последние звенья успели зацепиться за пряжку пояса. Сбитый с ритма, он потерял равновесие и рухнул на надгробие, опрокинув его. Стрыга налетела бешеным прыжком и придавила его к земле, клыки клацнули у самого лица, слюна залила глаза. Он вывернулся из-под неё и что было сил врезал по волосатому уху серебряными шипами перчатки. Ударил раз, другой, третий, пока не сбросил её с себя.

Откатился за надгробие, сумел подняться. Стрыга снова ринулась на него, но на этот раз он избежал захвата молниеносным прыжком. Снова споткнулся, чудом удержал равновесие. А тварь уже насела, раздирала когтями куртку, лязгала клыками перед лицом. Он отшвырнул её отчаянным ударом серебряных шипов — так сильно, что она грохнулась наземь. Прежде чем она успела подняться, он отскочил и сложил пальцы в Знак Аард.

Не получилось.

Он попытался снова, на этот раз неуклюже — от страха. И снова провал. Эликсир не должен был такого допустить, но боевая ярость вдруг уступила место ужасу. Паника обрушилась водопадом, и именно она продиктовала дальнейшие действия. Геральт отскочил, выдернул меч из ножен. На прыжке, с разворота, рубанул атакующую стрыгу по шее классическим mandritto tondo. Наполовину отсечённая голова повисла у твари на плече, но та всё равно шла вперёд, беспорядочно размахивая когтистыми лапами. Геральт обошёл стрыгу полукругом и ударил ещё раз. Голова отвалилась и покатилась между могил. Из шеи чудовища высоко вверх ударил фонтан артериальной крови. Он успел отпрянуть прежде, чем его окатило.

Приблизился медленно, осторожно. Он знал, что оживлённый магией монстр способен навредить даже без головы. Однако лежащая между надгробиями стрыга казалась совершенно мёртвой. Такой и была — в растущей луже крови, всё ещё накачиваемой сердцем.

И на глазах ведьмака она начала меняться.

Постепенно, начиная со ступней. Через голени, бёдра, живот, грудь. Пока не превратилась в молодую девушку. Очень молодую. И очень мёртвую. Потому что обезглавленную.

Геральт выругался весьма грязно. Не такого эффекта он ожидал. И не таким мог бы гордиться. Совсем не таким.

Наклонился. Пригляделся. Удивлённый. Последним, что осталось в девушке от стрыги, был тот странный узор на коже. Будто выжженный. Или вытравленный кислотой. Узор всё бледнел, медленно исчезая совсем, но пока ещё различимый.

Что-то вроде рыбьей чешуи. Или пластин карацены.

***

Комендант Элена Фиахра де Мерсо долго молчала, глядя на него.

— Повтори, — наконец произнесла она.

— Я был вынужден, — послушно повторил он, — произвести... аннигиляцию.

— Полностью? — спросила после очередной паузы. — Совсем полностью?

— Полнее некуда.

— М-да уж, — склонила она голову. — Впрочем, это заметно.

Он машинально потёр лицо, нащупал засохшую кровь. Не совсем удалось увернуться от хлынувшего из стрыги фонтана. Этим отчасти объяснялась реакция горничной и стражников, не пускавших в спальню коменданта субъекта, заляпанного кровью как мясник. Или лекарь.

Элена Фиахра де Мерсо потёрла костяшками уголки глаз, зевнула. Пока Геральт препирался со стражниками, она успела встать с постели и одеться. Натянула штаны и высокие сапоги. Правда, всё ещё была в ночной рубашке, заправленной в штаны. Рубашка — фланелевая, розовая, застёгнутая у горла на три пуговки, с воротничком с закруглёнными углами.

— Что ж, — сказала, наконец. — Что случилось, то не воротишь. Только маркграф в восторге не будет. Не такого результата, думается мне, он ожидал.

Теперь пришёл черёд Геральта помолчать. Он размышлял, как лучше подобрать слова.

— Я знаю, — наконец произнёс он тихо, — как произошло превращение в стрыгу. Кто наложил проклятье. Кто виноват.

— Виноват? — Комендант де Мерсо вскинула голову, положив ладони на столешницу. — А не кажется ли тебе, что поиск виновных и вынесение приговоров — совсем не твоя компетенция? Что такими заявлениями ты далеко выходишь за рамки своих полномочий и ремесла?

— Пожалуй, — вздохнул он. — Совсем недавно мне это объяснил один кузнец. Пусть каждый, говорит, своим делом занимается. Его, кузнеца, дело — наковальня да молот. Убийство — дело старосты и судов. А дело ведьмака — меч.