Ведьма-хранительница

— Вот уж парочка — не разлей вода, — тихим посмеивающимся шёпотом сообщил маг, когда Кузьмай снова скрылся в доме. — Куда Кузя — туда и Маня. На охоту вместе ходят, Кузьмай уток из арбалета бьёт, а она приносит… изредка. Ну да все лучше собаки — у той упадет птица в трясину, и поминай как звали, а Маня на лету ловит.

Мантихора тем временем умостилась на коленях Травника, свесив лапы по обе стороны кресла. Пригрелась и басисто замурлыкала, рефлекторно выпуская и втягивая чёрные когти. Маг шутливо подергал её за кисточки на ушах, кашлянул и сменил тему:

— Вольха, я хочу попросить вас об услуге. С деньгами, к сожалению, у меня не густо…

— О чём речь, — я возмущенно поморщилась, — а что случилось?

Передо мной звучно плюхнулось блюдо с жареной курицей, воздевшей к небу окорочка. В Манькином мурлыканье появились алчные нотки, и Травник предусмотрительно спихнул её на землю.

— На болоте снова начали пропадать люди. По одному, двое…

— Днем, ночью? — я мысленно перебрала в памяти болотных чудищ. Ночных среди них было больше, а связываться с ними хотелось меньше.

— Хватались их обычно поздним вечером… или ранним утром, когда все добропорядочные селяне возвращаются из кустов при корчме.

Кузьмай вручил мне толстый, неровно отрезанный ломоть хлеба и сел рядышком, на прикаченном от поленницы чурбачке. Не успели мы приступить к еде, как тучи опомнились, и хлынул ливень. Ясеневую крону, укрепленную заклинанием, он не пробивал, частыми каплями осыпаясь с краев лиственного шатра.

— Ежели живоглот днём и шастает, сегодня нипочем не вылезет, — проворчал Кузьмай с набитым ртом, — ишь зарядило. Хоть бы трясина из берегов не вышла, и без того её паводком вздуло.

— Кто-кто? — со смешком переспросила я.

— Живоглот, — без тени улыбки повторил Травник, — по крайней мере, так его прозвали местные.

— Полагаю, за привычку глотать живьём?

— Именно.

— Да у вас не болото, а одна сплошная байка! — не удержалась я. — Если все свидетели проглочены, откуда они знают про чудище? Зима выдалась снежная, по весне трясина разъела тропы, вот вам и живоглот… Вы-то сами в него верите?

Травник молча кивнул на дубовый комель возле скита. Кузьмай ссёк и порубил на дрова ветки, а неподъёмный ствол мантихора облюбовала для ежедневной заточки когтей. Но недавно им воспользовался кто-то ещё, втрое глубже распахав крепкую дубовую древесину.

— Я не знаю, что за гость навестил нас прошлой ночью, но Манька учуяла его сквозь стены и забилась под лавку, подвывая от страха. Увы, мы оказались недостаточно храбры для более близкого знакомства…

Я тоже не ощутила прилива трудового энтузиазма. Но признаваться не стала.

— В дом оно не полезло?

— Поскреблось в дверь, но я зажёг веточку зверобоя, и все стихло.

— Ещё бы! — буркнул Кузьмай, расставлявший по столу миски. — Не веточку, а пук, уж завоняло так завоняло, изо всех щелей дым повалил, еле прокашлялись!

— Ты же сам подсовывал, причём что ни попадя! — вознегодовал Магистр. — Половину запасов из-за тебя, дурня, извели!

— Выходит, там был не один зверобой? Вы не могли бы припомнить, что именно? — перебила я.

Зверобой неплохо отпугивал кикимор, пижма — мелких болотных нетопырей-кровососов, заодно и комаров, чемерицу недолюбливали вурдалаки. Но кикимора, костлявое созданьице в рост гнома, представляла угрозу только для собак и маленьких детей, к тому же, не поедала жертв, а душила и бросала на месте. В ловчие стаи кикиморы сбивались редко, лишь в особо суровые зимы, когда бочаги промерзали до дна.

Запинаясь и поддакивая друг другу, травники начали перечислять. Чего там только не было! Ромашка, вороний глаз, жгучеяд болотный, вереск, двуцветник, птичий ячмень, камнеломка… Похоже, им удалось обратить в бегство всю окрестную нечисть, а также птиц, зверей и ползучих гадов.

— И много человек пропало?

— За два месяца — шестеро.

— Пятеро, — поправил Кузьмай, — Ламоня у свояка заночевал, вернулся к обеду. Ох, и отходила его жена кочергой, пуще живоглота! Брехал, поди, что у свояка, тот губ не помадит…

Маловато для плотоядной нежити, особенно если человек ей на один заглот. Стрекотун? Малый тинник? Эти способны схоронить тело в трясине и глодать его пару недель, но они в основном падальщики, предпочитают заболоченные кладбища. Я задумчиво обгрызла куриное крыло, кинула изнывающей Маньке. А если он не один? Какой-нибудь когтистый упыришка промышляет людей ради крови и скребётся в двери по ночам, а тела достаются нечисти помельче.

— Ладно, — решилась я, — устроим на него засаду возле избушки. Хорошо бы поросёнка к дереву привязать, да повизгливее. Сможете раздобыть?

Кузьмай задумчиво поскрёб макушку, просиял и кивнул.

— Имеется в виду купить, — многозначительно уточнил старый маг.

Ученик приуныл.

— Ладно, — проворчал он, — доем и схожу в деревню.

— И хотелось бы всё-таки поймать мою лошадь, — добавила я. — Как ты думаешь, нам удастся застать её врасплох на ночлеге?