– Хисарн снимал с него этот пояс, – сказал я, кивнув на сопровождавшего меня гота.
Уверен, что наполовину своему поверит наполовину скорее.
– Он сам снял, я только собрал его доспехи и оружие, – молвил Хисарн буднично, как что-то обычное, что происходит чуть ли не каждый день.
– Но он же живой! – возразил Вультвульф. – Сейчас напал на Фракию.
– А какой мне толк с мертвого?! – сказал я. – Он заплатил выкуп и пошел добывать новый.
– И много заплатил? – сразу спросил Вультвульф.
– А сколько это – много?! – одесским способом ушел я от ответа.
– И то верно! – согласился он.
В это время мы проезжали мимо странной белой башни. Я принял ее за часовню.
– Это мавзолей Теодориха, короля готов, – заметив мой интерес, сообщил Вультвульф.
– Твои предки когда-то владели этой землей, – сказал я Хисарну.
– Он был вассалом Ромейского императора! – обиженно возразил конезаводчик.
– Формально – да, – выдал я компромиссный вариант.
Вультвульф не стал его оспаривать.
К вечеру без происшествий мы добрались до его коневодческой фермы. Тянула она на хороший замок. Ров шириной метров десять, подъемный мост, стены пятиметровой высоты и метра три шириной, на углах башни. Через тысячу лет такими замками будет утыкана вся Европа. Видимо, такая же нескучная жизнь у равеннцев, как и у людей шестнадцатого века.
Мы помылись в бане, которая к нашему приезду уже была натоплена. Сафрак впервые увидел шрам у меня на животе и спросил:
– Меч?
– Да, – ответил я.
Скальпель – тоже меч, только маленький.
Сафрак разбирался в ранах, поэтому не понимал, как я смог выжить. Отвечая, видимо, на заданный самому себе вопрос, показал рукой вверх, в сторону небес: мол, без божьей помощи не обошлось.
Ужинали с серебряной посуды, но руками. И лежа, на римский манер. Оказалось, что быть римлянином не очень удобно. Вультвульф пригласил только меня, остальные ели со слугами и, как я потом узнал, сидя. Зато еда была высший класс! Начали с холодных закусок: соленых маслин, сыра и каких-то слизняков, противных на вид, но интересных на вкус. Потом была жареная птица разных видов, от, судя по размеру, голубя до гуся. Далее последовало мясо животных. Тут я уже ел всё по чуть-чуть, потому что живот был полон. Вультвульф сходил облегчился, а вернувшись, предложил и мне поблевать, чтобы было куда продолжать пир. Я отказался от нерационального использования пищи. Хозяин глянул на меня с сожалением: варвар, что с него возьмешь?! Затем принесли рыбу, сладости, фрукты… И всё это запивалось отличным вином. Мне оно понравилось больше родосского. Надо будет купить местного вина для себя.
Болтали с ним о жизни здесь и в Херсоне. Как положено, оказалось, что лучше там, где живешь не ты. Поговорили и о политике – куда без нее даже в шестом веке?! Эти авары, славяне, персы… И чего им не сидится дома?! Вультвульф несколько раз пытался перевести разговор на пленение кагана, но я ловко менял тему. Для этого надо было всего лишь похвалить самого хозяина или что-нибудь из принадлежавшего ему. Поговорили и об искусстве. Вультвульф очень удивился, что я знаю работы Аристотеля лучше. Он ведь не писал курсовую по древнему мыслителю. Разошлись заполночь. Точнее, пошел я, а заснувшего за столом Вультвульфа слуги перенесли в спальню. Кровать мне была приготовлена та еще – в ширину больше, чем в длину, с пуховой периной такой высокой и такой мягкой, что я долго не мог заснуть. Казалось, что мое тело медленно падает. Теперь понимаю выражение «заснул – как в яму упал».
Утром после завтрака, не такого обильного, всего из шести перемен, поехали отбирать лошадей. Они паслись в долине между двумя горными склонами под охраной семи вооруженных пастухов. Табун был голов на сто пятьдесят. Из них примерно треть – те, что мне нужны. Скилур часто говорил мне скифскую мудрость, что самые лучшие кони всегда гнедые – корпус коричневый, а грива, хвост и нижние части ног черные. Поэтому я сразу отобрал гнедых жеребца и двух кобыл, а потом добавил к ним каракового – черный корпус, грива и хвост и коричневыми подпалинами на морде, под мышками и в паху – жеребца и вороную кобылу. Точнее, выбирали Хисарн и Сафрак, а я смотрел на подведенную ко мне лошадь и, если сердце ёкало, кивал головой.
– Ты выбрал самых лучших лошадей! – похвалил Вультвульф.
Причем было заметно, что он не набивает цену, а говорит искренне. Я для него, как и для многих других жителей шестого века, был непонятен. Вроде бы не похож на богатого человека, а деньги имею немалые; не выгляжу воинственным, а побеждаю; по виду – типичный варвар, а знаю труды греко-римских гениев лучше большинства греков и римлян; на лошади езжу не очень хорошо, но сумел отобрать ценнейших.