Вечный капитан

Дом оказался размером с Келогостов постоялый двор. Типичная планировка – первый этаж занимали служебные помещения, включая давильню винограда, на втором – жилые. Баня и кухня располагались в отдельной одноэтажной пристройке со стороны участка. Земельный участок был разбит на отсеки шириной метров пять. Разделены они были стенками метровой высоты, а от соседних участков – двухметровой. В каменистой почве вырубили прямоугольные ямы, складывая из камней стенки, и заполнили их привезенным из степи черноземом. Все это сделали еще древние греки, когда основали здесь колонию. Наверное, не они сами, а их рабы, но все равно труд был титанический. В ближних отсеках был сад с яблонями, грушами, персиками, черешнями, айвой, грецкими орехами и даже одной черной шелковицей. Затем шли огород и бахча, теперь, после сбора урожая, пустующие, остались только сухие стебли. За ними – виноградники. Лоза вилась на деревянных опорах, расположенных низко, не выше метра. Сейчас она была обложена соломой и присыпана землей, чтобы не замерзла. В конце располагалась пашня под пшеницу и овес. Самодостаточное хозяйство. Такое мне и надо. Сторговались быстро. Продавец – овдовевший, бездетный, пожилой грек – оказался разумным человеком. Ему хотелось встретить старость в более теплых краях и добраться туда до сильных холодов, пока ходят суда. Мы оба знали, сколько сейчас стоит такая вилла. Он назвал цену чуть выше, я – чуть ниже, и сошлись на середине.

В довесок к участку прилагались кобелек среднего размера с обвисшими, как у таксы ушами, только не такими длинными, и две суки, одна из которых явно была его мамашей. Я забрал ее в городской дом, чтобы Гарри не скучал. На вилле поселил скифов с женами. Здесь же разместил списанных со шхуны коз, а также купленных по желанию Алены и надоевших мне в городе кур, борова и двух свиноматок, пригнанных волов с кибитками, отобранных мною из скота на продажу трех коров для снабжения всей оравы молоком и пятерых бычков на мясо. Днем скифы на своих конях пасли скот в предгорье, а на ночь загоняли на пашню. Остальные до весны собирались жить в городе. Славянка, которую я назвал Милой, сперва помогала Вале, а потом и заменила ее, когда та родила девочку. Семен сразу перестал напоминать мне, что ему пора вернуться в лесную деревню на берегу реки. Но и в городе ему не нравилось. Я предложил Семену с Валей и дочкой перебраться на виллу, что они сделали с радостью.

Алена к девочке относилась хорошо, но признавать сестрой не желала. И то верно: кто она, а кто эта девочка?! Как говорят византийцы, каждая короткохвостая собака считает, что родня нам. Алене, кстати, очень нравилось, когда Аппа целовал ей руку. Мне тоже пытался. Я сперва выдергивал руку, а потом наорал на него. Старик сразу расплакался, смутив меня, отчего я разозлился еще больше и чуть не прогнал его. К счастью, после этого Аппа перестал донимать меня, переключился на Алену и Виктора. Пацан уже начал ходить и произносить отдельные слова, а жена моя вроде бы собралась подарить ему братика или сестричку. В последнее время она как бы прислушивается к тому, что происходит внутри нее, но мне пока ничего не говорит. Я делаю вид, что ничего не замечаю.

Шхуну вытащили на берег, законсервировали на зиму. Когда корпус высох, почистили его от нароста. Ни одна доска не сгнила и не треснула, ремонт не требовался. По весне проконопатим и просмолим ее заново.

35

Мы опять стоим на якоре возле Тендровской косы. В Днепр заходить еще вроде бы рано, а сидеть в Херсоне мне стало скучно. Шхуна, законопаченная и просмоленная, лениво покачивается на маленьких волнах в ста метрах от берега. На него сходим только, чтобы развесить на шестах рыбу для вяления. Заготавливаю такую для себя. Будем есть в открытом море. Остальную засаливаем на продажу. Со мной тот же экипаж, только новые матрос грек Эвридам, нанятый вместо Семена, который оставлен с бабами на вилле копаться на грядках, повариха Мила вместо Вали и ее сын, нареченный мною Саввой, в качестве юнги. Гунны пока не появлялись. Или не знают о нас, или не обращают внимание. А вот я решил посмотреть, как они живут. Уж больно мне это место приглянулось, не хотелось делить его с опасными соседями.