Читаем Вдали от городов. Жизнь постсоветской деревни полностью

Эта форма самоорганизации была распространена, прежде всего, в профессиональных кругах, в поколенческих когортах выпускников университета, в родственных и дружеских кругах, то есть внутри «социальных сетей». Она способствовала, с одной стороны, стабилизации всей системы, но с другой, подрывала официально-формальные формы интеграции (напр.: Srubar, 1991). Вопрос о том, может ли это рассматриваться как «домодерное», отставлен здесь открытым. Этот аспект, однако, является важным, выступая как содержательный базис для таких феноменов как теневая экономика, вторая экономика, менталитет самообслуживания, сеть связей и коррупция (для сравнения также: Ledeneva, 1997). Разрушение этих практик, соответственно перевод переговорных процессов в не вызывающую опасений формально-правовую плоскость есть цель трансформации, реализация которой более заметна в городах. Тем не менее необходимо отметить, что это происходит не бесконфликтно. Все же «по ту сторону городов» новые институциональные правила и нормы действуют только номинально, фактически же правят вновь «неформальные механизмы» (Brie, 1996), которым привыкли доверять еще во времена социализма.

Наиболее ярко выражено это в России, где «деревня», хотя и является самостоятельной управленческой единицей, однако еще не доросла в финансовом и в управленческо-техническом смысле до новых задач. О самоуправлении по западному образцу едва ли можно говорить, так как принцип и функции насаженного сверху управления остаются неизвестными сельчанам. В качестве примера можно привести ответ жительницы деревни на севере России на вопрос о том, что означает ее работа добровольной «уличной уполномоченной»: «Меня выбрали в сельский совет. Я ничего не могу предпринять и ничего не могу сделать. Мы собираемся в сельском совете. Иногда некоторые приходят туда для решения каких-либо проблем, нас приглашают. У нас много таких уполномоченных, но мы не можем ничего сделать. Мы не обладаем никакими возможностями. Что я могу сделать, когда люди дерутся или что-то в этом роде?» Поступки населения деревни следует рассматривать не как «отклонение», а как неформальную деятельность в «институциональном вакууме»6, как элементарную «самопомощь» в контексте реципрокных отношений или, как в вышеприведенном примере, – приспособление к установленным «сверху» новым правилам, смысл которых остается скрытым от самих людей.

В Эстонии и Болгарии управленческие реформы осуществляются в целом посредством возвращения централизированных функций государства на уровень общины. В отличие от севера России, люди в Болгарии понимают значение самоуправления. Так, например, бургомистр исследованной нами общины беспокоится о массовом переселении из деревни в город и об отказе от регистрации в общине значительного количества жителей деревни, поскольку при дальнейшем снижении числа жителей община потеряет свою самостоятельность. Выборы бургомистра в деревне заключают в себе, таким образом, столкновение по поводу возможной стратегии обновления: те, кто выступает за ремонт церкви и кладбища, противостоят тем, кто выступает больше за освещение, строительство дорог и орошение. Существует целый ряд кандидатов на пост бургомистра. Община рассматривается как арена демократических столкновений и социальной организации.

В Эстонии разные жители деревни принимают участие в социальном движении, которое ставит своей целью возрождение деревенской самоуправленческой идеи. Самоуправление сельскими общинами в Восточной Германии учреждено формально на высоком уровне, но ввиду реальной финансовой слабости и зависимости от трансфертных платежей часто носит скорее бутафорский характер.

При исследовании сельских структурных изменений, в дополнение к интенсивному анализу возникающих формально-легальных институтов, следует обратить усиленное внимание (за исключением Восточной Германии) на неформальные механизмы, особенно в России. Речь идет о практиках людей, которые меньше заботятся (могут заботиться) о формальных правах и обязанностях, нежели об исполнении многосторонних неформальных требований и обязательств. Язык неформальных правил, проявляющийся в личных отношениях, не обращен к формальным институтам, будь то потому, что эти формальные институты все еще плохо функционируют, или потому, что в длившемся десятилетиями процессе социального научения обойти формальные правила считалось «нормальным».

2.2. Сельское население в (пост)социалистических обществах

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Правда о самом противоречивом князе Древней Руси.Книга рассказывает о Георгии Всеволодовиче, великом князе Владимирском, правнуке Владимира Мономаха, значительной и весьма противоречивой фигуре отечественной истории. Его политика и геополитика, основание Нижнего Новгорода, княжеские междоусобицы, битва на Липице, столкновение с монгольской агрессией – вся деятельность и судьба князя подвергаются пристрастному анализу. Полемику о Георгии Всеволодовиче можно обнаружить уже в летописях. Для церкви Георгий – святой князь и герой, который «пал за веру и отечество». Однако существует устойчивая критическая традиция, жестко обличающая его деяния. Автор, известный историк и политик Вячеслав Никонов, «без гнева и пристрастия» исследует фигуру Георгия Всеволодовича как крупного самобытного политика в контексте того, чем была Древняя Русь к началу XIII века, какое место занимало в ней Владимиро-Суздальское княжество, и какую роль играл его лидер в общерусских делах.Это увлекательный рассказ об одном из самых неоднозначных правителей Руси. Редко какой персонаж российской истории, за исключением разве что Ивана Грозного, Петра I или Владимира Ленина, удостаивался столь противоречивых оценок.Кем был великий князь Георгий Всеволодович, погибший в 1238 году?– Неудачником, которого обвиняли в поражении русских от монголов?– Святым мучеником за православную веру и за легендарный Китеж-град?– Князем-провидцем, основавшим Нижний Новгород, восточный щит России, город, спасший независимость страны в Смуте 1612 года?На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Вячеслав Никонов, известный российский историк и политик. Вячеслав Алексеевич Никонов – первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам, декан факультета государственного управления МГУ, председатель правления фонда "Русский мир", доктор исторических наук.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вячеслав Алексеевич Никонов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука