Вдали от городов. Жизнь постсоветской деревни

Индустриализация сельского хозяйства и теснейшая связь повседневной организации жизни с аграрными предприятиями стали содержанием практически единой стратегии модернизации, которая была реализована во всех обществах советского типа – пусть дифференцированная во времени и различная по объему3 – и которая привела к ликвидации крестьянского образа жизни и вообще крестьян как класса. На протяжении столетий обеспечение существования крестьянина и его образа жизни было связано с владением землей, а владение землей, в свою очередь, опиралось на семью как хозяйственное единство, которая как таковая занимала свое место в статусной иерархии деревни. Коллективизация, обобществление средств производства и индустриализация сельского хозяйства, напротив, означают отделение хозяйствующей личности от владения, а также введение «городских» принципов наемного труда и включения в государственную социальную систему через предприятие, вследствие чего все сферы жизни были организованы по единому принципу.

Посредством этих мероприятий, которые осуществлялись в течение жизни нескольких поколений и закончились примерно только к концу 1970-х годов, должно было подчинить социалистическое общество единому принципу производства и воспроизводства. Сюда включалось преодоление многовекового «противоречия между городом и деревней». Данное противоречие выступало для социалистических теоретиков как реликт феодально-капиталистических эксплуататорских отношений, которые обуславливали возможность возрож дения крестьянского образа мышления и жизни. Преодоление этого противоречия должно было дать возможность сельскому населению на равных принимать участие в жизни модернизирующегося социалистического общества. Правда, эта цель не была достигнута, прежде всего потому, что в деревне не существовало (и не могло существовать) современной инфраструктуры и образовательных учреждений в таком же объеме, как в городе. Принцип производственно организованного, единого образа жизни не просто различался между городом и деревней; сельское население было в значительной мере «раскрестьянено».

Дисфункциональность, проявившая себя в процессе формирования этого единого типа социалистического производства и воспроизводства (относительно низкая продуктивность крупных предприятий по сравнению с личными подсобными хозяйствами на приусадебном участке; использование собственности и инфраструктуры предприятий для частных целей) вылились в конце 1980-х годов в мощную дезорганизацию, порожденную последствиями социалистического планового ведения хозяйства и сопровождавшей его системой субсидий для реконструкции большинства крупных агропредприятий.4 Роспуск/реструктурирование больших предприятий в сельской местности и, таким образом, реорганизация сельского хозяйства осуществлялась, однако, в различных постсоциалистических обществах по-разному. В то время как в Эстонии, Болгарии или Восточной Германии были приняты законы о реституции, произошло восстановление частной собственности, что должно было оживить аграрное производство, в России процессы реорганизации, деколлективизации или приватизации происходили и происходят вяло и противоречиво.

Все же приватизация сама по себе не является, с нашей точки зрения, стратегией лечения попавших в кризис сельских условий работы и жизни. Правда, в отдельных регионах это привело к гигантскому росту продуктивности, как, например, в Мекленбурге-Передней Померании, где на базе СПК (сельскохозяйственных производственных кооперативов) возникли высокопроизводительные предприятия, которые причислялись к самым современным в Европе, однако предоставляли работу только части занятых прежде. Так как другой (не аграрной) промышленности в этих регионах либо никогда не существовало, либо она прекратила свое существование в течение 1990-х годов, сегодняшние аграрные предприятия видятся высокопродуктивными островами среди социально и экономически опустошенного сельского пространства. Общины почти не получают пользы от успешности новых предприятий. Ранее социально укорененное в местные СПК–структуры население потеряло как рабочие места, так и свою связь с социальной системой предприятия и живет в большей степени за счет государственных трансфертов (Land, 2000; Laschewski/ Siebert, 2001).

В Эстонии и в Болгарии преемниками государственных предприятий стали как частные предприятия, так и ориентированные на рыночную экономику кооперативы. Эстония обладала особенно выгодными условиями для развития их эффективности благодаря вступлению в Евросоюз. Наиболее удавшейся является связь между реконструированными аграрными предприятиями и смежными отраслями производства продуктов питания (Nikiforova/ Toomere, 2003), что не характерно для Болгарии.