…А с пленками этого фильма у меня смешной казус вышел. Сам знаешь, кинопленка тогда горючая была страшно, да еще и сохла при каждом просмотре. В стационарных аппаратах вообще вольтову дугу зажигали между двумя угольками, подкручивали их потом, когда выгорали. — Бабушка показала руками, как именно сближали заточенные концы угольков. — У нас, правда, аппараты были переносные, в больших чемоданах, но лампы стояли тоже будь здоров, из специального стекла «Пайрекс». Жар такой, что на фиксаторах пленки нагар нарастал, мы его костяными ножичками счищали. И перфорация все время рвалась, я ее нитроклеем подклеивала… А между сеансами пленки полагалось хранить в особом ящике, в половину этого холодильника, фильмостат назывался. Железный весь, с емкостями для жидкости, которая им пересыхать не давала… И вот как-то после сеанса я уже убираю коробки и тут краем глаза сквозь смотровое окошечко вижу: в зрительном зале пожар! Ты учти еще, что клуб наш был в соборе. Я тогда и не знала, как он назывался, теперь вот Риточка меня туда, в Тихвин, свозила воспоминания оживить, так на экскурсии сказали — Спасо-Преображенский… Словом, каменное было здание, добротное. И вход для нас, киномехаников, в нашу будку был отдельный, по внешней лесенке, именно из-за горючести пленки… В общем, вижу — горим, у страха глаза велики, там всего-то кресло тлело из-за окурка, до аппаратной через кирпичную стенку и не добралось бы, а мне уж померещилось — все, амба, сейчас пленки пыхнут! Их, кстати, нам Госкино присылало, фильмы дорогие были, отчетность… Схватила я, как была, железный фильмостат — и айда с ним наружу! По внешней-то лесенке. Еле его потом, когда все потушили, водворили назад…
В проигрывателе вертелся лазерный диск, на плоском экране мелькали классические черно-белые кадры, и звучала песня о дружбе, которая почему-то оказывалась особенно крепкой, если зародилась в Москве. Джозеф Браун с бабушкой Ангелиной Матвеевной смотрели фильм «Свинарка и пастух».
— Вот что меня всегда удивляло, — посмеиваясь, комментировала бабуля, — так это то, что письмо Мусаиба ей толкует карточная гадалка, да верно все говорит, один к одному. И как только допустили? У нас ведь тогда от чудес и экстрасенсорики шарахались, как от огня. Даже в цирке не полагалось ни магов, ни чародеев, таких слов-то не произносили — только иллюзионисты… И вот тебе на. Где материализм?
— Потакали массовому сознанию, — кивнул негр.
Рита за их спинами фыркнула. Джозеф чаще всего удивлял ее доскональным знанием российских реалий, но временами выдавал перлы, перед которыми снял бы шляпу если не Черномырдин, то Жванецкий — уж точно. Джозеф, например, всерьез полагал, что советский строй рухнул, подточенный, во-первых, западной рок-музыкой, а во-вторых — политическими анекдотами, которые придумывало и засылало к нам… ЦРУ.
Выслушав этот тезис, бабушка Ангелина Матвеевна вспомнила знаменитую эпопею, когда это самое ЦРУ без шуток прикидывало, не отправить ли в СССР пару-тройку секс-бомб — тоже с целью полного и окончательного подрыва. Какие еще анекдоты они после этого могли про нас сочинить?..
От Ритиного фырканья чуть не поднялось облачко мелко истолченной растительной трухи. Рита возилась у маленьких электронных весов, рядом наготове стояла китайская заварочная кружка с фениксами и цветами. Атахш по-прежнему жила у нее, принимая как должное рыцарское поклонение Чейза. Кратаранга больше не рассуждал о никчемных местных самцах, но большой город с его экологическими неприятностями, не говоря уже о влиянии аномальных зон, казался ему все менее приемлемым для будущей матери великой породы. В свой очередной визит он потребовал карандаш и бумагу и выкатил Рите длиннющую пропись лекарственных трав, снабженную подробными указаниями, как составлять утренние и вечерние смеси, в каком порядке заваривать и чем, наконец, должно было его сокровище заедать процеженный и охлажденный «нектар».
«Ты тоже можешь это пить, — милостиво разрешил хайратский царевич. — Ты не сильна. Тебе будет на пользу».
Рита сперва возмутилась его высокомерием и решила, что скорее удавится. Потом чисто из вредности решила попробовать.