Вавилонская башня

— Ну как же, — прищурился Гринберг, — «Кровь его одна из старейших на Гее, Только это… несет лишь одни уязвленья»…

— «Происходит из древнего рода», — скрипучим голосом вмешался фон Трауберг. — Герр Шихман, нас всех здесь объединяет общая цель, так что в данном случае я далек от национальных амбиций… Однако прошу учесть, что этот древний род может быть и германским. А «уязвленья», равно как полнейшее презрение и нищета, могут проистекать оттого, что одаренный арийский юноша аристократического происхождения находился в плену.

Ицхок-Хаим Гершкович чопорно наклонил голову, признавая весомость его аргументов, а Звягинцев посмотрел на фон Трауберга и невольно подумал, как изменился старый нацист с той минуты, когда обрел внучку. Он все меньше напоминал мумию, удравшую из Кунсткамеры. Равно как и маньяка, способного рассуждать только на одну тему — о пропавшей наследнице. В кресле на колесиках сидел по-настоящему крупный ученый. Да, эсэсовский мистик из «Аненербе», да, идейный враг, да, непримиримый научный противник… но этому человеку сопутствовало истинное величие, пусть и с инфернальным оттенком.

— Всегда завидовал дворянам, — впервые подал голос Боря Капустин. — В общем-то, кровь у всех одинаково древняя… Все мы от одной праматери Евы…[49] Только они своих предков по бумажке прослеживают чуть не до Рюрика, а у нас такой бумажки нет.

— Без бумажки ты дворняжка, — хмыкнул Гринберг. Никто из его родственников не имел отношения ни к блокаде, ни к науке о времени, и это было обидно.

«Причину Замыканья спирали в окружность»… — стукнуло Льва Поликарповича. — Спираль времени. Излюбленная тема отца…»

— Мой отец… — сказал он и задохнулся, стискивая в кармане пузырек с «Изокетом». — Наши предки были из крестьян, но кто знает… Отца взяли в тридцать седьмом, и уже в наше время я его отыскал в Мартирологе расстрелянных на Левашовской…[50]

Но, может быть, это тоже неправда и в войну он работал в какой-нибудь шарашке?

Безумная надежда так стиснула сердце, что голова пошла кругом. Увидеть его. Обнять. А после…

— Ваши предки, герр профессор, в самом деле были из крестьян, — кивнул фон Трауберг. — Боюсь, насчет отца мне придется вас огорчить: по моим сведениям, Поликарпа Климовича действительно расстреляли через месяц после ареста. Тем не менее у меня складывается впечатление, что Высшие Силы несколько неравнодушны к вашей семье. Прежде чем ехать сюда, я ведь самым подробным образом составил ваш гороскоп, и знаете что? Вы должны были умереть в раннем детстве, причем насильственной смертью. Я навел кое-какие справки, и оказалось, что дом, в котором вы жили, разрушило бомбой буквально через полчаса после того, как вы отправились в эвакуацию.

«ВАШЕЙ бомбой, старый козел, — мрачно подумал Скудин. — А может, это… Марина? Может, при взрыве ее через самый первый туннель в блокаду закинуло?..»

Вслух он, естественно, ничего не сказал.

Глеб Буров сложил на груди руки, переступил с ноги на ногу, вздохнул и подытожил:

— Остается действовать методом научного тыка. Я правильно понял?

…Учитывая сложившуюся обстановку и полное отсутствие перспективы появления в ближайшем будущем каких-либо стабилизирующих ситуацию факторов, настоятельно, под мою личную ответственность, прошу разрешить:

1. Считать информацию, предоставленную гражданкой Корнецкой Евгенией Александровной (она же Ромуальда фон Трауберг, она же лейтенант-полковник Айрин Джиллиан), объективной и заслуживающей пристального внимания.

2. Провести натурные испытания предмета, доставленного перемещенным во времени по имени Кратаранга и условно названного перстнем силы.

3. При получении положительных результатов с перстнем силы провести хрональное перемещение в блокадный Ленинград с целью получения информации о репрессированном ученом, занимавшемся проблемами времени…

Из инициативного рапорта полковника Скудина.

СЕМЁН ПЕТРОВИЧ ТИБЕРИЙ