Вавилон и Башня

– Затем, – оборвал Вениамин, давая понять, что не собирается посвящать ректора в свой план. – Собирайте пятьдесят человек. Можно больше, но не намного. И главное, чтобы этот ваш профессор был. Его сложно будет заманить на такое мероприятие?

– Откуда вы знаете? Да, нелюдим. Да и не любит ходить на всякие собрания. С женой живет раздельно. Сын уехал куда-то…

– Ваша задача, – сухо оборвал Вениамин. – Если он придет, получите еще столько же, – и он показал на оттопыренный пиджак ректора.

– А-а… эээ… – что-то хотел возразить или спросить тот, но Вениамин уже встал, небрежно протянув руку.

«След добычи» не только подсказал, что ректора нужно держать на «коротком повадке», все время в деталях напоминая, кто на кого работает, но и то, а это еще более ценно, что профессора, если он действительно нужен, не надо «брать силой». Лучше потратить больше времени, устраивая всякие «балы-маскарады», если Вениамин хочет, чтобы этот человек был предан. Правда, «след добычи» так и не дал точный ответ, нужен Вениамину именно этот профессор или нет.

«…результаты нужно правильно видеть. А он как раз умеет, не знаю уж как», – крутились у Вениамина в голове слова ректора, одновременно радуя и пугая.

За многие годы бандитизма и бизнеса он убедился, что работать с людьми, которые «видят, не зная как», лучше всего. Правда, такие люди и самые опасные.

Сочетание лучшего и опасного Вениамина никогда не смущало. Скорее наоборот.

Глава 3. Богдан

<Россия, 1990-е>

– Ты как сюда попал? – злобно кудахтала бабка-уборщица, будто в рот беззубый сушек натолкала.

– Тебе не все равно, мать. Лучше скажи, как выбраться?

– Как, как… – шваброй махнула. – Никак. Сейчас милицию вызову, тогда поймешь как. Наплодили уродов…

– Слушай, не гоношись. Скажи лучше, было вчера чего?

– Чего-чего. Такие уроды, как ты, вчера были, вот чего.

– А-а-а… – я сжал голову руками, реально все попутал. – Да сколько можно, дай уже выбраться!

Вытащил пару тысяч, протянул ей. Она уже как-то по-другому пошамкала, словно разжевала свои сушки.

– Это чё, сынок? Мне, что ль?

– Тебе, тебе. Как на улицу выбраться? Только быстро.

– Здесь, здесь… – и она показала на какую-то мелкую лестницу и дверь.

– Не… я опять в ваше подземелье не вернусь. Не…

– Здесь, здесь, сынок.

Бабка припрятала бабло и теперь кудахтала, как добрая курица. Сама вначале спустилась, переваливаясь, в натуре, наседкой, открыла дверь.

Я увидел треугольник неба и ветку то ли куста, то ли дерева. И побежал как подорванный.

Пока бежал, вспомнил, как в засаде сидели, когда кишлак один брали. Сидели часа два, ждали полк. А его все нет и нет. За камнями ютились. «Станок»[92] кое-как поставили, прижали камнями и давали по два залпа, чтобы духи не особо борзели. А с того места, где сидели, только и видно было, что треугольник неба да чахлую ветку куста. Пристрелялись, а потом по этой ветке наводку вели. Сантиметр от листа с краю, сантиметр слева. Вылезать никому неохота. Только и разговоров.

«Слышь, ветер есть?» – «Нет». – «Тогда давай на сантиметр от ветки». – «На сантиметр? Может, на два?» – «Не… на два много. Поймут, что мы в молоко садим». – «Может, посмотреть?» – «А тебе жить надоело? Посмотришь, после того как шилки[93] прилетят». – «Ну, лады».

Потом, видно, какой-то духан вычислил, где мы, и дал навесом из АГС[94]. Мы-то ничего, за камнями прятались. А вот «прицел» наш – кабздец. Там, где зеленая ветка была, один обуглившийся черенок, в натуре.

И так нам всем это дело жалко стало. Даже не то, что пристреливаться надо по-новому, а ветку эту саму. Обратно, как с елкой и курантами. Вроде взрослые бойцы, а все бывают как дети.

– Блин, ветка, – чуть тогда не со слезами сказал Бугров. – Ветку уебали, мудаки! – проорал он, встал и давай из КПВТ[95] поливать.

Мы ему, мол, «тихо, Бугор, тихо, братан», а он одно свое – чуть не плачет, очередями патроны расстреливает.

В оконцове усадили его. А он такой трясется и говорит:

– Слышь, бача, ну когда уже полк придет?

– Скоро, скоро, – все его успокаивают. Ну а как иначе? Это в учебке можно и попрессовать кого, кто мазу нездоровую держит. А здесь все понимают, друг за друга мы должны держаться.

Я, пока бежал вдоль реки – хорошо, ветром обдувает, легко, все по сторонам посматривал, не произошло ли чего. Нет, не произошло. Люди все так же гуляют, вон даже дети на пирсе кораблики самодельные пускают. Если бы чего-то взорвал вчера Борисыч, оно вряд ли так было.

Откуда тогда пыль, которая внизу крыши была? Чё за пыль такая?

Потом, смотрю, здания закончились, вдоль набережной какой-то парк потянулся. Ну, думаю, харэ бежать, надо немного отдохнуть. Вроде и пар уже выпустил, хорошо.

Остановился, нашел тенек. Смотрю, скамейка. Плюхнулся, чтоб передохнуть, мысли перевести.

Сижу такой, носом клюю. Вроде и в бессознанку не падал, а гляжу, справа, на скамейке, волчара сидит. Язык длиннющий повесил, оскал малиновый, глаза умные, насквозь видят. Здоровый, сучара, полскамейки занял. Я тоже мужик немаленький, сам нормально так развалился, а всего на краешке сижу.