Вавилон и Башня

Он попробовал пошевелиться, лежа в ложементе, и понял, что все тело болит, как-то зудит и вибрирует. Просмотрел несколько, особенно любимых им образов из прошлого. В одном они с Луктусом бегут по коридору, заглядывая в разные двери, за каждой из которых прячется необычный образ. Где-то повстречали лающую собаку, где-то девушку с золотистыми волосами в длинном старинном нарядном платье, играющую на арфе. Все эти яркие образы Мукнаил с Луктусом, конечно, сами сконструировали, объединив усилия. Но сейчас они показались Мукнаилу какими-то ненастоящими, плоскими. Розевич называл такие образы тривиальными. Как и положено профессору раритетных наук, он любил достать какое-нибудь раритетное слово, которое уже никто не использовал, и куда-нибудь его лихо вставлять, к месту и не к месту.

Потом Мукнаил достал несколько коротких образов. Один из них, про самолет и большую статую человека с длинными волосами и расставленными руками, они сконструировали вместе с Ульма.

«Где сейчас Ульма?» – почувствовал тревогу Мукнаил. И, чтобы эти мысли не увидел Жаб (хотя и не должен был, ведь период наказания закончился), вышел из облака.

В комнате было темно. Или так показалось Мукнаилу? Сейчас он видел только светящийся ободок внутри душевого отсека. Заметил, что вся его одежда какая-то влажная и что, кажется, сейчас его начнет трясти. Решил встать и принять горячий душ.

Однако покинуть ложемент было не так просто. Тело болело и ломило. Особенно когда он начал вспоминать все то, что с ним вчера произошло. Как только вспомнил, состояние ухудшилось. Особенно после того, как представил, что вчера упал с балки, с высоты пятидесяти этажей шмякнулся на защитную сетку. И как страшная старуха издевалась над ним, пуская на него и в него отравленный дым. Зачем она это делала?! Он даже, кажется, вспомнил, что эта Джа или Джун, вроде так ее звали, в конце концов запихнула Мукнаилу в рот недокуренную мерзкую, изгрызенную сигарету, еще и со стекающей слюной. Или что… кажется, Мукнаил даже взял ее сам, попробовал вдохнуть отравленный дым из этого жуткого сверхраритетного предмета.

Наконец, он вспомнил, что главный вопрос, на который вчера так и не получил ответа, состоял в том, зачем… зачем Асофа приняла образ Асул, зачем она вывела его на балку, зачем сбросила оттуда, а потом и слетела сама?! А если бы защита не сработала?! И, наконец, зачем, где-то внизу, ниже нулевого этажа, живет эта старуха, курит жуткие сигареты и к ней кто-то ходит?! Зачем?!

Мукнаил стоял под струями душа, и это было единственное, что сейчас приносило ему хоть какое-то удовлетворение: сильные, направленные, бьющие по коже, распаривающие и разглаживающие ее.

За всеми этими вопросами и мучениями Мукнаил не успел подумать, что, несмотря на такую усталость и разбитость, он и не вспомнил про образ массажа или горячей японской бочки, или шезлонга под лучами теплого солнца.

Выйдя из душа и почувствовав себя гораздо лучше, он даже решил сделать свою зарядку, покачать то одной ногой, то другой, держась за ложемент.

И вот что странно! Зарядка получилась у него как нельзя лучше. Он удивился. Решил попробовать приседания, которые часто делал в образе зарядки, когда был в облаке.

Приседания пока получились не очень. Он сделал две попытки, но присел только один раз, и то наполовину.

Когда Мукнаил уже хотел лечь в ложемент и включить облако, его поразил вопрос, который сегодня задавал Клаца: в чем разница между облаком и необлаком? В чем? Может, Клаца знает ответ? Мукнаил открыл образ лекции, которую не досмотрел.

* * *

– В чем, в чем, в чем… – все ходил вокруг да около Клаца. Теперь, в отличие от своего обычного поведения, задавая этот вопрос, профессор не грузно ступал по кафедре, а как-то бойко кружил, хоть и с небольшой скоростью, но все-таки быстрее обычного.

«Да он и сам не знает ответ, что ли? – удивился своей догадке Мукнаил. – Похоже на то…»

Профессор Клаца просто повторял многое, о чем раньше говорил Розевич: что люди должны где-то конструировать и делиться образами, что они должны иметь доступ к своему и чужому воображению, получать заботу, любовь, проявлять агрессию.

– Да, плотское удовольствие, чего уж там! – неприятно прихихикнул профессор.

Мукнаил с самого начала заметил, что тема плотского удовольствия для Клаца какая-то слишком важная. Только не понимал почему.

– Так где все это получать, если не в облаке? Где? – «кружил» Клаца. – Без облака это почти невозможно сделать. Вы же знаете, как мучились люди, пытаясь получить все это до возникновения первого самоорганизующегося облака. Знаете, знаете! – сам же и подтвердил он. – Вам мой коллега Розевич рассказывал.

Мукнаил вспомнил неумелые образы профессора Розевича, которыми он изображал раритетную агрессию, любовь и плотское удовольствие.

Потом Мукнаил немного ускорил лекцию, надеясь все-таки получить ответ на свой вопрос. Тщетно. Клаца все вилял и вилял, не подбираясь к сути. Пока, наконец, сам, видимо, сомневаясь в своей догадке, не развел руками и почти что неуверенно сказал: