Вавилон и Башня

– Ладно тебе. Будет, до дембеля недалеко.

А он больше расслюнявил от этого:

– Не будет, я знаю, что не будет, Иволга… Бэдэ… – и еще сильнее рыдать стал.

Так и получилось. В следующем кишлаке одна бабка его из какой-то берданки сняла. Меткая, старая сука. У первогодки пол-лица – на хер.

– Во-во. Так вот, Бэдэ, я и думаю. Как же все так? Зачем и почему? Я поэтому и вернулся.

– Куда вернулся?

– Сюда, на время, к тебе. Мне-то уже все равно. А тебе надо это дело, брат, прекращать. Сколько можно волком бегать? То волком, то овцой. Давай, посмотри еще раз, – и Сергуша показал вниз.

– Пыль там, в натуре, какая-то.

– Во! Пыль. А знаешь почему? Потому что внизу волки и овцы бегают. Такую пыль, в натуре, поднимают. И будут так бегать, пока друг друга не пережрут или не задохнуться. Ты давай, Бэдэ. Если так дальше продолжать, на земле одни крысы и тараканы останутся.

– И чего делать-то, Сергуш? Чего делать? – я посмотрел, внизу пыли еще прибавилось. – Это как в Афгане. Нет времени разбираться, кто свой, кто чужой. Потому как хоть патрон у кого в кишлаке находим, всех в расход. Как какой старик с ослом идет, а у него то ли палка, то ли ружье – все одно в расход, и его, и осла, на всякий случай. Я потому себя как волк и веду. На всякий случай. Понимаешь?

– На всякий случай, – и Сергуша на руки приподнялся, как бы так легко с парапета соскочил. Куда-то вниз, прямо в пыль. Последнее, что увидел, как акселя белые плетеные в пыль нырнули и все, нет больше никого. А внутри голос:

– Прощай, Бэдэ. Время волков прошло… шло-шло-ло…

«Про-шло-шло…» – кричал кто-то рядом. Я открыл глаза и понял, что сам кричу. Стою здесь на крыше и кричу. Посмотрел вниз. А там ни пыли, ни Сергуши. Ни волков, ни овец. Обычные салаги с рюкзаками, студенты, по ходу.

Глава 4. Герман

<Россия, 2020-е>

В прихожей было темно. Как будто они жалели электричество. Почему? Вроде заходишь в дом – и хочется света побольше. Так дом больше похож на дом…

– Лена?

И что еще за привычка такая? Сами позвали. А потом: «Ну чего?» А я: «Да чего-чего! Пришел, сами звали!»

– Лена! – услышал детскую обиду в своем голосе.

От этого стало еще обиднее. Еще и обижаюсь на этих… этих…

– Лена!

– Ладно… давай, тогда я перез… – послышалось из дальней комнаты.

Она еще и разговаривала все это время! Может, вообще развернуться и уйти к чертям? Но почему-то Лену хотелось увидеть, словно не увижу больше.

Из гостиной появилась Лена. С лицом, на котором было написано «не сплю нормально четыре года и должна, просто обязана этому радоваться».

Радоваться?! Ради маленьких уродливых полулюдей, отдаленно похожих на нее?!

Куда делась настоящая Лена, которая хотела сделать себе татуировку во всю спину, которая учила меня, пятилетнего пацана, курить? Которая первый раз пришла домой бухая и громко сказала очень «страшное», среди всего родительского общества, слово «блядь»! Куда?!

Я посмотрел на нее с жалостью. Да, дорогой халат. Да, волосы подстрижены, покрашены дорогим стилистом. Почему стилистом? Может, просто парикмахером. Почему все называют это «стилист», если парикмахер получает больше сотни за стрижку? Может, потому что сто баксов «просто парикмахеру» обидно отдать, а стилисту нет?

Эх… Лена. Лицо, лицо… дело даже не в том, что, после стольких лет недосыпания, лицо как-то «сплыло». Оно… перестало держать структуру, как будто лишилось стержня.

– Лена?! – в словах были слышны интонации младшего брата. Что-то среднее между просьбой и разочарованием.

– Да, дорогой!

«Дежурно» меня обняла.

Видно, до сих пор чувствовала ответственность старшей сестры и думала, что если перестанет изображать свою любовь, то я «сгину».

Почему-то я прижал Лену крепко. Так, что даже почувствовал ее соски через одежду.

– Ты чего это? – удивилась она, ожидая от меня эмоциональности в последнюю очередь.

– Не знаю. Давно тебя не видел, что ли…

– Да, для тебя это всегда много значило! – издевательски сказала Лена, приглаживая мне волосы на правом виске.

Показалось, запах крема на ее руках смешался с запахом кала из подгузников ее детей, Глеба и Ильи. От этого сочетания, говна и какой-то там глицериновой ванили, меня чуть не стошнило.

– Ну ладно тебе, ладно, недотрога…

Как будто дело в «недотроге», а не в том, что она еще не так давно выворачивала обосранные памперсы.

Глеб и Илья! Что еще за идиотская мода на славянские имена?

Я бы сомневался во всех родителях, которые называют своих детей Глеб. Глеб похоже на «глыба», «глуп», просто на какое-нибудь «гы-гы». А про Илью я вообще не понимаю. Это идиотское «иль я». Так сразу хочется спросить: все-таки иль я или иль он?

Сейчас запах этого «гы-гы» или «иль и», запах их обосранных мерзких бесформенных жоп, похожих на кульки из помятой промокшей газеты… был у меня за ухом. Так противно, что захотелось, по примеру какого-то там художника, откусить его.

– Ты как там, а? – Лена неторопливо варила кофе, наклоняясь к кухонным полкам, смущенно поправляя халат.