Вавилон и Башня

– Вот как… вот как… – начал Мукнаил, однако не закончил свою мысль. Вместо этого он жалобно посмотрел на Асофу, но так и не смог сказать «вот как должен выглядеть настоящий человек», а сказал только: – Я в облако хочу. В облако хочу! – и, наверное, в этот момент заплакал бы, если б умел.

– Ага! – похоже, очень обрадовалась Джин. – Теперь я понимаю, чего ты с ним таскалась. Бойкий парень. Сразу первая, вторая и третья стадия наклевываются, – она достала пачку сигарет и закурила еще одну. – Что ж, давай попробуем, – с этими словами Джин пустила целое облако едкого дыма прямо в лицо Мукнаилу.

– В облако хочу, в облако хочу, в облако хочу… – трясся Мукнаил.

Асофа хотела капнуть еще одну каплю из пузырька, но Джин остановила.

– Не надо. Пусть сам.

– Что сам? Что сам? – уцепился за эту фразу Мукнаил, поняв наконец, что с ним делают что-то нехорошее. – Асофа! Что это такое? Что это за образ? Я не хочу! Я не хочу!

Мукнаил хотел встать из жуткого кресла, до которого он так и не решался дотрагиваться, но вместо этого бессильно завалился, распластался в нем всем телом, раскинул руки, которые сами по себе упали на широкие кожаные валики…

– Ааааа! – громко закричал Мукнаил, почувствовав на подушечках пальцев что-то чужое, невозможное. Не то чтобы неприятное. Именно невозможное. – Так это кожа, – удивился он, как будто кресло представляло из себя не предмет, а отдельный организм. – Это настоящая кожа.

В следующий момент Мукнаил сделал кое-что еще более странное – сполз с кресла на колени, прямо перед Джин. В нос ему ударил целый вихрь запахов. Он не знал, как их назвать. К тому же запахов было так много, что даже если бы и знал, то не смог бы проговорить столько слов подряд.

Вместо этого Мукнаил кое-как поднял и протянул свою дрожащую руку к руке Джин, в том месте, где рваный рукав ее свитера был закатан и открывал кусочек то ли серой, то ли зеленоватой кожи. Этот кусочек на ее руке был в странных разводах, каких-то даже мелких пятнах. И все-таки Мукнаил сделал еще одно усилие над собой, дотянулся и прикоснулся своими гладкими, ровными, персикового цвета пальцами к этому пораженному страшному участку.

В этот момент он ощутил еще нечто более странное. Словно за этим маленьким, без сомнения умирающим куском кожи на руке Джин что-то билось и пульсировало. Как будто в этом кусочке ее кожи движения и жизни было больше, чем во всем Мукнаиле.

Но как?! Джин такая страшная, скорее всего очень больная, маленькая, с морщинистым лицом, точно исполосованным сотней маленьких ножей. Откуда в ней столько жизни?!

Джин наклонилась, посмотрела прямо в глаза Мукнаилу. Ее глаза, такие же, как и ее тело, словно были испещрены чем-то. Не равномерный, постоянный цвет, к которому привык Мукнаил, а сотни разных оттенков, каждый из которых переливался и мерцал.

Удивительно, но и в этом неровном, казалось, все время дрожащем цвете, Мукнаил опять увидел, почувствовал больше жизни, чем во всех глазах, которые видел прежде. У него глаза ярко-коричневые, у Ульма – серо-голубые, не совсем обычные, довольно дорогие в конструировании глаза. У Асофы – серые, спокойные. Опять же, ровные. Он никогда не видел таких глаз, как у Джин. «Может, Джин – это образ?! – засомневался Мукнаил. – Может, все вместе – это всего лишь образ?»

На мгновение он даже успокоился, представив, что проснется в своем ложементе, с целой кучей впечатлений от этого сложного, продолжительного и такого тяжелого образа. Но в следующий момент почувствовал боль по всему телу и понял, что в облаке такое невозможно. Да и облако у него выключено.

Мукнаил отдернул руку от руки Джин и пополз к креслу, которое на ощупь уже не казалось таким необычным, после того как он потрогал кожу Джин.

– Зачем, зачем… – Мукнаил почувствовал, что сейчас появился вопрос, который он на самом деле хочет задать. – Зачем вы все это делаете?

– Ура-р-ра-аааа! – закричала со всей силы своего хилого скрипучего голоса Джин и, видимо, сама поперхнувшись дымом, закашлялась и потом уже, отплевываясь, сказала спокойно: – Сегодня у меня рекорд. Три стадии за один раз. Рекорд, мать вашу! – она глухо захлопала костлявыми руками в обрезанных перчатках. – Давай, веди его обратно.

Асофа кивнула и дала Мукнаилу еще одну каплю, взяла под руку, потянула в коридор.

Когда они дошли до узкой двери, ведущей на поверхность, Асофа медленно проговорила:

– Сейчас не спрашивай ничего. Облако до утра не включай. Понял?

– Понял, – послушно сказал Мукнаил. – Куда мы?

– Обратно. Облако не включай. Мы будем подниматься в той части здания, где облако всё видит.

– Облако всё видит, – повторил Мукнаил.

– Вот именно! – Асофа тыкнула его в правый бок.

Но Мукнаилу было все равно. Он повис на ее плече, ничего не хотел больше видеть, слышать и тем более спрашивать.

Когда они прошли по поверхности нулевого этажа, Мукнаил не испугался мелких капель, из которых, кажется, состояло все вокруг.

Только когда они поднялись на лифте до своего пятидесятого и медленно пошли по коридору к его комнате, он украдкой потрогал кусочек кожи на плече Асофы.

– Ты чего?